Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Положение спас Столыпин. Выступая через три дня в Думе, он включил в правительственную декларацию свое понимание природы российской государственности, и октябристы оказались вновь на его стороне; угроза левоцентристской коалиции была устранена. С помощью премьера в Думе образовалось правоцентристское большинство, а Гучков стал его лидером.

В тот день 16 ноября премьеру пришлось выступать в Думе дважды. Вначале он выступал с кратким изложением правительственной декларации, указал, что правительство представляет на рассмотрение Думы те законопроекты, что были предложены Второй Думе, но не были ею рассмотрены. Он далее указал, что условия, в которых начинает работать новая Дума, изменились, ибо «разрушительное движение, созданное крайне левыми партиями, превратилось в открытое разбойничество» и ему правительство противопоставляло силу на основе последовательного применения всех законных средств защиты. Премьер выразил надежду «на ценную поддержку представительных учреждений». Эти слова были покрыты криками «браво» в центре и справа.

Но, входя на трибуну для оглашения декларации, премьер уже знал, что октябристы при содействии правительства объединились с умеренно правыми, что составился тот центр, который вел всю работу Думы за все пять лет и которому совсем уже неудобно было напоминать о существовании в России конституции. Поэтому декларация Столыпина была краткой. В ней нажим был сделан на борьбу с революцией, заявлено о несовместимости личных политических взглядов с государственной службой, о поддержке представительных учреждений в деле укрепления порядка, а заканчивалась она знаменитым заявлением об «исторической самодержавной власти». В декларации заключалась и угроза внести проект о приостановке несменяемости судей.

В заключение премьер подчеркнул, что верховная власть борется «за укрепление прочного правового уклада», что она «дорожит самыми основаниями законодательного порядка, вновь установленного в стране и определившего пределы высочайше установленного представительного строя»⁸.

Премьер призвал депутатов содействовать исторической власти в укреплении прочного правового строя, соответствующего русскому национальному самосознанию.

Во втором выступлении Столыпин, отвечая депутату В. А. Маклакову и всем критикам слева, воспользовался случаем, чтобы развить свою любимую идею об исторической самодержавной власти. На этой его трактовке эволюции самодержавия, привлекшей одобрительное внимание большинства депутатов, следует остановиться.

«Историческая самодержавная власть, — говорил Столыпин, — является драгоценным достоянием русской государственности, она изменяется в процессе выполнения своих обязанностей по спасению России, защите ее спокойствия, порядка, исторической правды.

Все те реформы, все то, что только что правительство предложило нашему вниманию, ведь это не сочинено, — мы ничего насильно, механически не хотим внедрять в народное самосознание, все это глубоко национально. Как в России до Петра Великого, так и в послепетровской России местные силы всегда несли служебные государственные повинности. Ведь сословия и те никогда не брали примера с Запада, не боролись с центральной властью, а всегда служили ее целям. Поэтому реформы, чтобы быть жизненными, должны черпать свои силы в этих русских национальных началах. Каковы они? В развитии земщины, в развитии, конечно, самоуправления, передачи ему части государственного тягла, и в сознании на низах крепких людей земли, которые были бы связаны с государственной властью. Вот наш идеал местного самоуправления так же, как наш идеал наверху — это развитие дарованного государем стране законодательного, нового, представительного строя, который должен придать новую силу и новый блеск царской верховной власти… Самодержавие московских царей не походит на самодержавие Петра, не походит на самодержавие Екатерины II и царя-освободителя. Ведь Русское государство росло, развивалось из своих собственных русских корней, и вместе с ним, конечно, видоизменялась и развивалась и верховная царская власть. Нельзя к нашим русским корням, к нашему русскому стволу прикреплять какой-то чужой чужеземный цветок. Пусть расцветет наш родной русский цвет, пусть он расцветет и развернется под влиянием взаимодействия верховной власти, и развернется из дарованного Ею нового представительного строя. Вот, господа, зрело обдуманная правительственная мысль, которой воодушевлено правительство»⁹.