1
См.: Государственная Дума. 3-й созыв. Стенограф. отчет. 1-я сессия. 1908. Ч. 2. С. 2455;2
3
Право. 1910. № 1. С. 14.4
Там же. 1909. № 16. С. 1316.5
Там же. № 44. С. 2350.6
Власть, зависящая от личного усмотрения (от7
Право. 1909. № 45. С. 2421.8
9
Там же. С. 259.10
11
Четвертая Дума
Декларация правительства
Свою работу Четвертая Дума начала с «левения». В отличие от Третьей Думы, где председатель М. В. Родзянко был избран правооктябристским большинством, тот же Родзянко, один из самых благонамеренных октябристов, человек, имевший придворный мундир (камергер), считавшийся правым даже в собственной октябристской среде, был избран на председательскую должность октябристско-кадетским большинством против голосов правых и националистов, демонстративно покинувших зал заседания сразу же по объявлении результатов голосования (за — 251 голос, против — 150). Сразу же по избрании, в первом заседании 15 ноября 1912 г., Родзянко торжественно объявил себя убежденным сторонником конституционного строя. «Я всегда был и буду, — заявил он под аплодисменты и крики „браво“, — убежденным сторонником представительного строя на конституционных началах, который дарован России великим Манифестом 17 октября 1905 г., укрепление основ которого должно составить первую и непреложную заботу русского народного представительства»1
.Заявление председателя об укреплении конституционного строя и устранении произвола вызвало протест правых, покинувших зал заседаний.
В лагере прогрессистов речь Родзянко была расценена как выдающееся событие. «Речь М. В. Родзянко — крупное политическое явление, — восторженно писала газета „Голос Москвы“ — орган П. Рябушинского, еще недавно поносившая октябристов. — Она служит ярким показателем того, что современные условия русской жизни таковы, что даже умеренные общественные элементы страны становятся явными приверженцами конституционно-монархического строя».
В статье «Новая Дума» Родзянко был объявлен кандидатом «объединившейся оппозиции». «Октябристы, — уверяет газета, — категорически отказались от блока с националистами и вступили в соглашение с оппозицией», пойдя на этот шаг «не случайно», а «взвесив последствия, которые из него вытекают». «При таких условиях всякое соглашение октябристов с националистами… становится невозможным». Рекорд энтузиазма был установлен Т. Ардовым: «Слава богу, хочется мне сказать, у нас наконец есть парламент!.. Первая наша героическая Дума была „Думой народного гнева“. Вторая — „Думой народной скорби“… Третья Дума была… „Думой народного хамства“. А вот эта четвертая, наконец, собирается быть Государственной Думой».
Кадетская «Речь» отреагировала на речь Родзянко сдержанно и с оговорками. «Четвертая Дума показала, — отмечалось в передовой, — что есть вопросы, по которым в ней может составляться внушительное большинство… Вчера конституционное большинство сложилось около конституционной декларации председателя», что означало «крутой разрыв» октябристов с правыми. Но прочен ли он, вот в чем вопрос. Пока надо проявить осторожность. Боясь вспугнуть севшего на «конституционную» ветку октябристского орла, кадеты опасались сделать неосторожный шаг. «Пусть октябристы остаются свободны, — успокаивали в „Речи“, — пусть только при этом они остаются верны словам и обещаниям своего председателя. В таком случае пути оппозиции и октябристов будут часто совпадать и без предварительного уговора».
Чрезвычайно любопытную позицию по отношению к «конституционной» речи Родзянко и возможности левого центра, то есть блока октябристов и кадетов, заняло «Новое время». В редакционной статье «К открытию Думы» выступлению Родзянко была воздана такая хвала, на которую не отважились даже кадеты. «Сегодня мы выслушали прекрасное, строго продуманное вступительное слово М. В. Родзянко… Как русские люди… мы не можем не приветствовать этой прекрасной речи председателя Г. Думы от первого до последнего слова».