Талантливый ведущий публицист «Нового времени» Меньшиков выступил со специальной статьей под названием «Опыт с левой Думой», в которой прямо высказался за целесообразность создания в Думе «левого центра», приведя в защиту своего тезиса очень характерные и симптоматичные аргументы. «Чего, собственно, волнуются официозы? — вопрошал автор, имея в виду правительственную „Россию“. — Октябристы пошли на блок с кадетами и Госдума получит таким образом левое большинство? Но, во-первых, надо еще посмотреть на реальную степень этой левизны. Если октябристы блокируются с кадетами, то это ведь доказывает, что, наоборот, кадеты блокируются с октябристами». Концовка гласила: «Пять лет работы правого центра испытаны. Может быть, поучительно испытать работу и левого центра не в революционное, а в законопослушное время. Когда судно село на мель, его накренивают поочередно направо и налево, и, глядишь, оно начинает двигаться»2
. В политическом чутье Меньшикову не откажешь, ведь возник же такой блок через год. Так что избрание Родзянко не было случайным.Выборы Родзянко подводили какой-то предварительный итог в отношениях фракций как между собой, так и с правительством. Коковцов вспоминает, что были и другие претенденты на пост председателя Думы. Лидер фракции националистов П. Н. Балашов «мечтает быть председателем Думы и ждет авансов с моей стороны». Соперничество между претендентами на руководство Думой сказалось и на отношении претендентов к правительству — боялись «скомпрометировать себя, ставши открыто в близкие отношения» к председателю Совета министров. «Не только оппозиция, кадеты и левые, но и группировки правее кадетов, отмечает Коковцов, не знали, на какой ноге танцевать». Но странные отношения были не только с правительством. Сказывалась также внутренняя неустойчивость, борьба внутри каждой из фракций, «в их собственной среде происходила большая неразбериха <…> Во взаимных отношениях партий между собою и во всем внутреннем составе каждой из них сразу была заметна большая неустойчивость и стремление ставить свое преобладание над другими и к присвоению себе руководящей роли в новой Думе — выше общей, органически основанной на взаимном согласии»3
.Почти все фракции раскалывались, имели левых и умеренных, депутаты меняли свои симпатии. В. Н. Коковцов даже говорит в связи с этим о кризисе, который не позволял Думе «сразу устроиться», и, только «предварив тяжелый председательский кризис», она смогла функционировать4
.Депутат-националист А. Д. Зарин писал в день открытия Думы: «Октябристы продали, войдя в блок с кадетами и леваками… Чрезвычайно интересна дальнейшая тактика октябристов. Сегодня выбрали Родзянко председателем. В сборе весь кабинет — вид у них кисло-растерянный — надежды не оправдались»5
.Разочарование кабинета и негодование правых объясняются провалом расчетов последних на то, что будет их преобладание в Думе и они будут диктовать свои условия, формировать думский президиум. Коковцов в своих показаниях чрезвычайной комиссии в 1917 г. свидетельствует, что националисты были уверены в избрании председателем Думы их лидера П. Н. Балашова, который в те дни заявлял: «Я буду председатель Государственной Думы». Положение изменилось, когда обнаружилось, что правые не имеют большинства и собрать большинство может лишь октябристский кандидат. В таком случае, писал думский обозреватель «Речи» С. Литовцев, «естественным их кандидатом, конечно, явился бы М. В. Родзянко»6
.Сразу же после избрания Родзянко правительственный официоз разразился серией передовых, в которых убеждал октябристов, перемежая угрозы с уговорами, не дать обмануть себя бесчестным кадетам и вернуться в правое лоно. Октябристский центр, писала «Россия», способен дать перевес левым домогательствам и, таким образом, «поставить Думу в невозможность вести… реальную государственную работу…». Имелось в виду оторвать «центр» от правых, и тогда, конечно, он «оказался бы игрушкой в руках левых (то есть кадетов. —