Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

«Резкая перемена в настроении произошла, — по словам Родзянко, — и в Государственном Совете. И там тоже поняли, что немыслимо поддерживать такое правительство. Ев. Ник. Трубецкой призывал членов Синода вспомнить о кресте, который они носят на груди, взять свой крест, идти к царю и умолять его избавить церковь и правительство от грязных влияний. Госсовет указывал, что правительство должно внять голосу народа и к власти должны быть призваны лица, облеченные доверием страны („В какой раз уже это повторялось…“ — меланхолично замечает спикер. — А. С.). Такую же резолюцию вынес и съезд объединенного дворянства (а еще более радикальные резолюции принимали земские и городские думы. — А. С.). Вся Россия одинаково мыслила и к одному стремилась, но курс правительства все-таки не изменился, напротив, как будто умышленно подчеркивалось резкое расхождение правительства с обществом. Общеземский съезд в Москве не был разрешен, в газетах были пустые белые столбы»⁸. Но в материалах запрещенного съезда, ставших известными в стране, провозглашалось: «Власти нет! Отвернитесь от призраков. Стране нужен монарх, охраняемый ответственным перед народом и Думой правительством». «Все это напоминает 1905 год», — вспоминает Милюков. «Борьба, перехлестывая через барьеры законов легитимности, все более приобретала характер уличных кулачных схваток и свалок»⁹. Читая и перечитывая описания этого потока брани и гнева, этого обвала общественного мнения, приходишь к выводу: а ведь исходным пунктом «схода лавины» гнева была клевета Милюкова!

Нельзя сказать, чтобы император совершенно неадекватно реагировал на ситуацию. Но его ответные меры были неэффективны и давали обратные от ожидаемого результаты. Меняя премьеров, министров, он выхватывал «новых» лиц из старой замусоленной колоды карт; круг лиц, ему подлинно преданных, сжимался, как шагреневая кожа, новые «защитники» были еще бессильнее отправляемых в отставку. За Горемыкиным и Штюрмером очередь подошла к Трепову, оказавшемуся очередной жертвой, ему судьба уготовила роль «халифа на час». Одновременно император произвел чистку Госсовета, разом заменив полтора десятка его членов по назначению, отставив неугодных и призвав «верных и преданных». Прогрессивный блок больше уже не мог рассчитывать на поддержку своих «инициатив» в «палате лордов».

Но произвести подобную же перестановку сил в Думе государь не мог. Тем паче что премьер Трепов настаивал на сотрудничестве с Думой, на удалении Протопопова и Распутина. А императрица была решительно против. Возникал «бермудский треугольник» — и не сразу поймешь, какой угол самый острый: Дума, премьер или Распутин. Протопопов был пешкой в этой партии.

«Скандал» Маркова был не единственной глупостью, совершенной в Таврическом дворце. Крайне левые (социал-демократы и трудовики) решили сорвать обсуждение правительственной декларации, устроить Трепову обструкцию, что и сделали, не давая премьеру говорить, как вспоминает Родзянко. «Страна гибнет, спасайтесь», — восклицал Керенский, задавая самый высокий тон своему хору. Ему дружно вторили: «Исстрадавшаяся страна с трепетом чувствует, как ее все ближе ведут на край пропасти… Самый ужасный враг сидит здесь», — восклицали «смутьяны», указывая на ложу правительства. «Новый кабинет еще хуже старого, нам не дают говорить, — кричал Чхеидзе в ответ на замечание председателя. — Исключите нас и скажите стране, что между народом и вами нет ничего общего. Мы останемся одни на посту верными служителями народа!»

«Левые» всегда говорят от имени народа, но народ — это не только профессиональные политики и профреволюционеры. Не народ шумел в Думе. Хотя в восклицаниях левых было много правды, но не вся правда. Страна скатывалась к «окаянным дням», к новой смуте, образ кровавой сечи на краю пропасти, встающий перед умственным взором, не самое сильное выражение тогдашнего состояния России, но кто, спрашивается, толкал нацию, державу в бездну?! Кто виноват? Вот вопрос вопросов, стоявший перед народом. В ответе спорящие, борющиеся стороны резко расходились. Но, не выявив причину общественных бедствий, не поставив верного диагноза, от смертельного недуга не излечишься. Что делать, с чего начать? Эти вопросы крепко сцеплены с предшествующим: кто же виноват?