Кульминацией последнего заседания перед рождественскими каникулами, 18 декабря, стала речь Милюкова, посвященная законопроекту о совершенствовании работы Особого совещания по обороне. Но речь была посвящена не законотворчеству, а уточнению позиции блока, все более сближавшейся, как показало обсуждение, с позицией радикальных депутатов. Высоко оценив события 1 ноября, страна встрепенулась, сердца зажглись надеждой. Но не было видно, где же зло и в чем способ лечения. Оратор признал, что надежды не оправдались, сила толчка ослабла. Цель не достигнута, «темные силы перешли в наступление и намерены распустить Думу». Оратор призвал протестовать против «недостойного обращения с народным представительством». Если Дума не даст достойного отпора темным силам, она утратит доверие народа и роль его вождя, которую завоевала в начале ноября. Концовку речи, весьма многозначительную, полную намеков, надо привести полностью: «Разочарование в успехах Думы, в ее победе на той почве, на которую она встала в своей борьбе (1 ноября 1916 г. —
Предупреждение Милюкова о скором ударе грома вошло в литературу, но в плане обличения, недальновидности, дряблости, никчемности, «кадетизма» и, соответственно, восхваления исторической прозорливости их политических врагов, профессиональных революционеров, «русских Бабелей», «питерских Робеспьеров». Милюков пугал 18 декабря, гром грянул в исходе февраля. Но под громом-то Милюков имел в виду не революцию, а убийство Распутина, а этот удар был нанесен в следующую ночь.
Обличения Милюковым не только темных сил, но и всей системы власти, требование ее упразднения характерны совсем в другом отношении. Ведь то, что для одних переворот, «перестройка», катастрофа, всегда для других карьера, богатство, власть.
16 декабря Дума была распущена на рождественские каникулы, в ночь на 17 декабря 1916 г. произошло событие, которое по справедливости надо считать началом второй революции, — убийство Распутина, вспоминает Родзянко. Это, как видим, в кадетской системе координат уже третье начало революции. По оценкам современников, первым был фельетон Маклакова о безумном шофере, вторым — речь Милюкова и, наконец, гибель «старца». Конечно же, между этими тремя «вершинами» была внутренняя связь, как и обратная связь этих событий с духом времени, реальной обстановкой в стране.
Убийство Распутина — это третье «начало революции». Его нельзя упустить из поля зрения потому, что оно явилось прямым следствием думских разоблачений «темных сил» и совершено было при самом активном участии руководителя одной из думских фракций Пуришкевича, при участии членов царской фамилии. Об убийстве знали и кадеты, и одобрили его (Маклаков, Родзянко).
«Вне всякого сомнения, — пишет Родзянко, — главные деятели этого убийства руководились патриотическими целями. Видя, что легальная борьба с опасным временщиком не достигает цели, они решили, что их священный долг избавить царскую семью и Россию от окутавшего их гипноза. Но получился обратный результат. Страна увидела, что бороться во имя интересов России можно только террористическими актами, так как законные приемы не приводят к желаемым результатам. Участие в убийстве одного из великих князей, члена царской фамилии (любимого кузена императора), представителя высшей аристократии и членов Госдумы как бы подчеркивало такое положение»22
.Убийство Распутина многократно было предметом исследования, излагать его еще раз нет необходимости, да это и уведет в сторону от нашей темы. Учтем, однако, тот факт, что о нем было известно в думских кругах, включая членов президиума Думы, ее руководство… Более того, свою эффектную речь перед рождественскими каникулами Милюков построил и произнес, уже зная, что дни и часы Распутина сочтены.