Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Граф Витте умел работать и быстро схватывал суть дел, с которыми сталкивался. Так случилось и теперь. Ознакомившись с материалами, врученными Э. Ю. Нольде (вторая редакция проекта), Витте 2 марта во всеподданнейшем докладе царю изложил свою оценку Проекта № 1 (полученного 20 февраля от Сольского): «Проект, по моему мнению, с одной стороны, содержит несколько статей таких, которые допустить опасно, а с другой — не содержит таких положений, которые при новом порядке вещей являются безусловно необходимыми. Я говорю об определении, что такое закон, что такое постановление (декрет), издаваемое в порядке верховного управления. В настоящее время почти все представляется законом, ибо, при точном соблюдении положения о Государственном Совете, почти все должно бы было проходить через Государственный Совет. Если такой порядок вещей представлял удобство для монарха, когда Государственный Совет являлся совещательным учреждением, то он может представить самые большие затруднения при новом положении вещей. Об этом я заявлял неоднократно в заседаниях, рассматривавших новые положения о Государственном Совете и Государственной Думе. В экземпляре, переданном мне графом Сольским, статей, касающихся этого предмета, не имеется. Затем у меня есть сомнения относительно основных законов, касающихся опеки»¹.

Как опытный царедворец, премьер предпринял глубокую разведку с целью уточнить позицию монарха и представить себя в самом лучшем свете. Его заявление о закулисной игре, якобы против премьера направленной, — это позднейшее изобретение автора мемуаров. А его мнимая печаль об умалении роли Государственного Совета и особенно о практике чрезвычайного указного законодательства по сути — совет царю и далее действовать в том же духе. Ведь это пресловутое чрезвычайно-указное законодательство, застарелая, не поддающаяся излечению хвороба российской государственности. Тяжкое ярмо — создание самовластья. Его обличал еще Коркунов. Не знаем, была ли его книга «Закон и указ» в числе тех пособий, которые вручили Витте Петражицкий и Гессен для графского самообразования, но диагноз смертельного недуга Витте указал точно.

Во всеподданнейшем докладе 2 марте 1906 г. Витте настаивал на том, чтобы Основные законы, даже если они будут оставлены без изменений, предусматривали все же право монарха издавать декреты. 4 марта царь приказал «при условии полной тайны» обсудить проект в Совете министров². Предложение премьера ему явно пришлось по душе. Это был эффектный ход Витте, он со знанием дела (и закулисных игр, в коих играл не последнюю роль) поднял тему, особо волновавшую царя. И как тут не взволноваться. Вот-вот придет законодательная Дума, по новой редакции Основных законов из царского титула о самодержавном государе уже исчез «неограниченный».

Витте предложил путь очень простой и вполне устраивающий «историческую» власть, в том числе и самовластного премьера — законодательно закрепить порочную практику замены закона указом, административными решениями, принимаемыми в порядке управления. Это превратило бы законодательную Думу в пятое колесо.

В этом случае можно было бы вообще не пересматривать Основные законы, а ограничиться изменением отдельных положений (статей), проводя все дело в порядке управления через Сенат, который вынес бы специальное сенатское определение. Витте знал, что такой вариант не снят с обсуждения, и обыгрывал эту карту.

В составлении новой редакции Основных законов Витте изначально занял особую позицию, стремясь поправить свой пошатнувшийся престиж, ибо издание Октябрьского манифеста оказалось «пирровой победой» графа. Выше уже отмечалось, что во исполнение Октябрьского манифеста было образовано Особое совещание под председательством Сольского (всего 24 человека из влиятельных членов Госсовета, министры во главе с премьером и др.). Заседания иногда из Мариинского дворца переносились на квартиру Сольского, в те дни тяжело больного, почти обезноженного. На десяти заседаниях (последние три в январе нового года) Совещание выработало рекомендации, которым Сольский придал форму Мемории Государственного совета. Эти рекомендации легли в основу Учреждения Госдумы, Госсовета, всех правовых актов, образовавших конституцию Николая II. Особо была оговорена процедура внесения поправок в Основные законы, последние могли изменяться только по инициативе царя. Ему же были даны права издавать в перерывах между заседаниями Думы указы, это будущая статья 87, вызвавшая столько страстей³.

«Таким указам присваивается сила закона Совета министров», и далее в этом же духе специально предусматривалась их рамочная роль. «Сохраняя незыблемыми коренные положения Основных законов, на основании коих Закон не может иметь своего совершения без нашего утверждения…»⁴ (курсив мой. — А. С.). Незыблемость коренных законов вошла во все последующие проекты.