Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

На основе рекомендаций Совещания Сольского и шла вся последующая работа, в том числе и по уточнению Основных законов. Совещание рекомендовало одновременно обнародовать и манифест и тексты (учреждения Думы, Госсовета и новую редакцию Основных законов), но оно не было выполнено точно. 23 апреля опубликовали Основные законы, которые, отмечает Таганцев, «содержали 7-ю статью, устанавливающую существо нового конституционного строя России. Манифест 20 февраля и должно почитать отправным столбом, от которого пошла конституционная жизнь России. Акт 20 февраля заменял положения 17 октября („аборт конституции“). Рекомендации определяли „возможность ограничения самодержавия вообще и пределы (этого) ограничения“⁵. Учреждение Госсовета было опубликовано 24 апреля, то есть после публикации Основных законов. Это существенная деталь, еще раз подчеркивающая рамочную роль Основных законов при одновременной разработке пакета конституционных актов.

Далее в рекомендациях Совещания графа Сольского, по словам Таганцева, значилось, что законодательную инициативу предложено предоставить одинаково и Совету, и Думе, за исключением Законов основных, чем и объясняется та исключительная важность, которую представляло установление объема этих законов и то неуклонное стремление графа Витте придать им возможную широту, чтобы связать Думу по отношению к попыткам расширения ее прав за счет исключительной прерогативы верховной власти» (курсив мой. — А. С.). Как видим, граф Витте еще в Особом Совещании с начала ноября до конца января уже разыгрывал свою карту царского оруженосца, проповедника «чрезвычайно-указного права». В свете этого, его «трактат» о законе и указе (всеподданнейший доклад 2 марта, удостоенный царского одобрения 4 марта) и выглядит как разведка перед боем (заседанием Совмина) и как демонстрация перед царем постоянства своих взглядов⁶.

Получив 4 марта от императора добро по своему докладу, премьер в тот же день пишет управляющему канцелярией Совета министров барону Нольде:

«Сейчас я получил повеление государя рассмотреть проект основных законов, — причем получил проект, печатанный в редакции Вам переданной (еще 20 февраля. — А. С.), а равно приватный экземпляр, печатанный на машине вместе с прилагаемыми замечаниями, без всяких особых замечаний Его Величества. Обратите внимание (на) резолюцию Государя о секретности.

<…> Я думаю поступить так: составьте проект по совокупности всех замечаний (в том числе о чем мы сегодня говорили (то есть о записке Тхоржевского. — А. С.). Затем возьмите у барона Икскуля столько печатных экземпляров (речь о Проекте № 1. — А. С.), сколько нужно для членов Совета. Когда составим (точнее бы, закончим. — А. С.) наш проект, то разошлем печатный экземпляр его членам Совета с особым указанием о весьма секретности (так). Может быть, нам не следует рассылать, а будем на нем делать замечания и дополнения словесно? Желательно собрать Совет по этому предмету в конце следующей недели. Совершенно искренне Вам преданный Витте. 4-го марта. У Министров Юстиции и Внутренних дел уже имеются печатанные экземпляры»⁷.

Несколько замечаний по поводу письма, излагающего программу продолжения работы над «нашим», то есть совминовским, проектом. Во-первых, Витте фактически этот проект уже имел (редакция Тхоржевского, уточнения Нольде) и обсуждал его с Нольде («вчера говорили»). Во-вторых, Витте изложил Э. Ю. Нольде программу одновременной работы над двумя проектами, то есть «наш» надобно уточнять, вносить в него поправки, учитывая замечания экспертов, и одновременно взять у госсекретаря экземпляры Проекта № 1 и его разослать министрам, и вынести на обсуждение Совмина.

И письма Витте, и «расследование», воспоминания Таганцева весьма характерны в плане отражения «духа времени». Обратим внимание на понятийный аппарат, словоупотребление героев нашего расследования. Для графа Витте законотворчество — это «стряпня». Для академика Таганцева это священнодействие (вспомним его оценки графа М. Сперанского). Правда, позже, в тексте, созданном в 1919 г., Таганцев позволил себе называть правовые акты пасхальными куличами, выпеченными в виде шапки Мономаха, но согласитесь, что это ведь необычная высокоторжественная кулинария, а не кухонная будничная стряпня.

«Таким образом, — заключает Н. Таганцев, — официальное подготовление пересмотра Основных законов вступило в новый фазис и из лаборатории канцелярии Государственного Совета перешло в таковую же Комитета министров. Этот фазис обсуждения знаменовался выходом законотворческой работы из тиши государственных канцелярий на свет, на публику. Произошла утечка информации. Проект был опубликован и стал объектом острейшей полемики; оказался в центре политических бурь. И не случайно умнейший Лазаревский счел нужным напомнить об этом в своем учебнике государственного, конституционного права»⁸.