Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Представители финского сейма заявляли, что их княжество, «соединенное с Российской империей», составляет только в международных отношениях часть империи. Таганцев возражал против этой формулировки — ибо Финляндия есть часть империи, не только в международном, но и в государственном смысле, что права императора, принадлежащие ему в силу Основных законов (ст. 11–14), распространяются и на великое княжество. Далее указывалось, что при вводимом в действие правовом строе конституционной монархии необходимо предусмотреть, чтобы при обсуждении в Думе законов общеимперского значения участвовали представители Великого княжества Финляндского. Премьер Витте возражал Таганцеву и его сторонникам на всех этапах обсуждения. Заявляя, что эта формула «может показаться финнам обидною», он выбросил из «советского» проекта формулу о «державном обладании» Финляндии (то есть присоединенной силою русского оружия и затем уступленной Швецией по мирному трактату). С точки зрения исторической, правильно заметил Таганцев, это было совершенно обосновано. В свое время еще Сперанский, как куратор финских дел, заявил, что Финляния не губерния, а государство. В этом государстве, входившем в империю на династической конфедеративной основе, действовали свои местные законы, которые ставили русских в положение граждан второго сорта (они не могли служить в органах финского суда, самоуправления, таможни, полиции и т. д.). В то же время финны в России подобной дискриминации не подвергались, имели даже такие льготы, как освобождение от воинской службы. Более того, финская (этнически шведская) аристократия имела наравне с русской все возможности для стремительной карьеры. Министром императорского двора был бессменно барон (позже граф) Фредерикс («старый джентльмен» — по отзыву императрицы, царь же почитал его вторым отцом). Балтийским флотом при Николае II командовал тоже швед, адмирал Эссен, в таком же положении был свитский генерал барон Маннергейм (командир гвардейских улан, позже президент Финляндии, главком ее армии). Нельзя забыть и барона Врангеля. Это примеры блестящих карьер финно-шведов в России. А сколько было не столь блестяще удачливых среди офицеров, генералов, придворных. Началось все это еще при Александре I (граф Густав Армфельд — царский фаворит, один из главных недругов Сперанского, в этом случае фигура особо впечатляющая).

Нельзя сказать, что русское общественное мнение, правоведы обходили вниманием эту важную для многонациональной страны проблему согласования имперского и «местного» законодательства, гражданских прав коренной национальности, инородцев и пр. Вопрос вставал и при Сперанском, и позже. Он привлек внимание и при Николае II. Но в новой редакции Основных законов он не нашел должного разрешения. Простые русские люди в Финляндии оставались, из-за нестыковки законов, в положении граждан второго сорта. Конечно, была и другая сторона проблемы. В княжестве были воинские гарнизоны, крепости, в Хельсинки стояли на рейде русские дредноуты, размещался морской гвардейский экипаж, офицеры, генералы, гвардия были на особом положении. Но не об этих особых правах и привилегиях идет речь. Аналогичная ситуация была и в Прибалтике. Заметим, что еще при Сперанском при кодификации законов проблема имперских и местных правовых актов не получила должного разрешения.

Аристократия, элита, достигали взаимопонимания, делали карьеру за счет трудового люда. В привилегированном положении была аристократия немецкая, польская, тюркская, грузинская и пр. Она служила своему государю и своей династии (немцы-прибалты считали ее гольштинским домом). Характерно, что хан Нахичеванский, генерал Келлер и бароны Маннергейм и Врангель в дни вынужденного отречения Николая II были готовы двинуть свои корпуса (гвардии и казачества) на помощь императору по первому же сигналу, но он так и не последовал. Их поведение поразительно отлично от позиции великих князей Романовых. И еще. Во время Зимней войны 1939 г. у Маннергейма на столе стоял портрет Николая II с надписью «Мой Государь». Много позже он принимал у себя в Швейцарии как старых сослуживцев бывших русских офицеров Уланского гвардейского полка. Это был «его полк»¹⁵. Подобные факты свидетельствуют о наличии определенного образа мыслей, поведения, традиций, оказавшихся весьма стойкими, хотя все же и недостаточными «скрепами» империи.

Особого внимания заслуживают материалы Витте при научной экспертизе проекта законов. Они весьма характерны и помогают уточнить позицию премьера и суть тогдашних споров вокруг новой редакции коренных законов.