Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.

Эмир Музаффар был единственным сыном эмира Насруллы, тогда как у него самого было множество сыновей, каждый из которых, как уже отмечалось выше, имел право на власть и, соответственно, видел в братьях конкурентов. Стремясь не допустить ссор между сыновьями и вовлечения их в придворные интриги, эмир большинство из них назначил беками – правителями областей эмирата. В частности, его второй по старшинству (после изгнанного Катта-туры) сын Сейид-Акрам-бек управлял бекством Гузар, самый любимый сын Сейид-Абдул-Ахад (впоследствии наследовавший трон Бухары) – бекством Кермине, Сейид-Абдул-Мумин – бекством Гиссар (при этом из-под его власти были выведены некоторые области прежнего Гиссара, отданные в управление другим сановникам) и т. д. [Стремоухов, 1875, с. 694; Маев, 1879б, с. 177, 183; Матвеев, 1883, с. 35; Яворский, 1882, с. 64].

В качестве беков сыновья хана не отличались по статусу от других правителей областей, которые не принадлежали к правящему роду. Сама Бухара с округой представляла собой «столичное» бекство, и функции бека в нем выполнял сам кушбеги [Стремоухов, 1975, с. 685; Маев, 1879а, с. 118]. Карши, формально считавшийся уделом наиболее вероятного наследника эмира, время от времени передавался и членам семейств придворных сановников. Так, в 1830-е годы им управлял сын кушбеги [Mohan Lal, 1846, р. 122], а в начале 1880-х – вышеупомянутый Астанакул, внук кушбеги Муллы-Мехмеди-бия [Крестовский, 1887, с. 224].

В последней четверти XIX в. владения эмиров за счет присоединения новых территорий оказались настолько обширными, что стало очевидно: осуществлять централизованное управление ими из одной только Бухары становится просто-напросто невозможно. Поэтому страна была фактически разделена на две части, во главе административной системы каждой из которых был поставлен собственный кушбеги: в западной – бухарский (тот самый, который являлся «премьер-министром» при эмире), в восточной – гиссарский[33]. Впервые этот пост был учрежден для Астанакул-бека – сводного брата эмира Музаффара, который управлял Гиссаром в течение двух десятилетий (1886–1906). В знак его особого положения ему в 1887 г. был пожалован давно забытый титул аталыка[34]. В результате он занял одно из высших мест в иерархии эмирата в целом: российские путешественники характеризовали его как третьего по значению сановника в эмирате и отмечали, что он позволял себе даже упрекать самого эмира Абдул-Ахада, своего племянника, за промахи в управлении [Лессар, 2002, с. 102–103; Лилиенталь, 1894а, с. 314–315] (см. также: [Хамраев, 1959, с. 29–30]).

Большинство же оставшихся бекств имело своеобразный «рейтинг» в зависимости от их размеров и уровня благосостояния, и назначение в них наместников зависело от того, как относился эмир к своим приближенным. Так, Самаркандское бекство считалось наиболее престижным и богатым[35], Чарджуйское было больше и почетнее, чем Каракульское и т. д. [Зноско-Боровский, 1908, с. 196; Татаринов, 1867, с. 91]. В зависимости от того, насколько в милости был тот или иной аристократ, ему жаловалось бекство побольше или поменьше, побогаче или победнее. Время от времени эмир менял размеры бекств, чтобы обеспечить тому или иному своему наместнику определенный уровень доходов. Путешественники сообщают, что монарх в качестве наказания мог лишить прогневавшего его наместника права собирать налоги с местного населения и передать его другому, но при этом лишившийся доходов бек все равно должен был платить в эмирскую казну все необходимые налоги и подати. Так, на рубеже 1880–1890-х годов налоги с Гузарского бекства собирал наместник Шаарского бекства, а в Яр-Тепинском амлякдарстве, входившем в Яккабагское бекство – байсунский бек [Белявский, 1894, с. 108] (см. также: [Галкин, 1894б, с. 26, 28]).

В своих наместничествах беки являлись фактически независимыми правителями[36], власть которых практически не контролировалась; некоторые (в частности, беки Шахрисябза, Гиссара, Куляба и Каратегина) в разное время даже осуществляли самостоятельные дипломатические сношения с иностранными властями и посланцами, в том числе и с русскими [Яворский, 1882, с. 37]. Тем не менее формально они действовали именем эмира и, принимая любое важное решение, писали «арз» (доклад, просьбу) на имя эмира и действовали лишь после получения официального ответа из его канцелярии [Маев, 1879а, с. 103].