Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

На замечание Мищенко о том, что невмешательство русских властей способствует росту антиэмирских и антироссийских настроений, Лютш ответил довольно неопределенно, что «политическое агентство делает шаги к сближению бухарцев с формами более культурной жизни». Так же он отреагировал на сведения об ограничении прав русских в эмирате, заявив, что ему о таких фактах неизвестно, но если бы они обнаружились, то «политическое агентство приняло бы против этого меры». Наиболее противоречиво Лютш отвечал на обвинение, что политическое агентство игнорирует факты злоупотреблений бухарских чиновников при сборе налогов, в результате чего ухудшалось отношение населения к русским (в пользу которых якобы эти налоги собирались). Лютш отмечал, что в его полномочия не входит контроль бухарского бюджета, однако «по сведениям, добытым частным путем и заслуживающим доверия», масштабных злоупотреблений в этой сфере нет, и доходы эмира в несколько раз меньше, чем утверждает Логофет.

Активно обсуждался вопрос о статусе российских поселений в эмирате. Мищенко отметил неопределенность их правового положения и предложил Лютшу добиться от центральных властей империи передачи ему (агенту) полномочий «начальника области», т. е. главы этих поселений. Тем самым генерал-губернатор пытался упрочить собственное влияние в эмирате: ведь поселения, как отмечалось выше, являлись преимущественно военными гарнизонами, и если бы Лютш возглавил их, он должен был бы формально подчиняться начальнику этих гарнизонов — туркестанскому генерал-губернатору, являвшемуся и командующим Туркестанского военного округа! Однако агент, вероятно, понял намерения Мищенко и ограничился обещанием поднять вопрос, чтобы при нем была учреждена должность чиновника, который и стал бы исполнять обязанности «начальника области».

Совещание окончилось ничем: представители МИД раскритиковали книгу Логофета, а представители военного ведомства не без иронии посоветовали им более внимательно прочесть ее. Примечательно, что деликатный вопрос о «бухарских подарках» не был затронут на совещании: его обсуждали уже на уровне центральных органов власти, причем Военное министерство выступало за полное прекращение практики одаривания русских чиновников (впервые подобную позицию озвучил военный министр А. Н. Куропаткин еще в 1898 г.), но МИД выступил за ее сохранение: подарки в глазах эмира и его сановников — это разновидность дани и, следовательно, признания зависимости Бухары от России, и если от них отказаться, то бухарские власти сочтут это за отказ империи от сюзеренитета над эмиратом (см. подробнее: [Дмитриев, 2008, с. 119–128]).

Еще одну попытку использовать «Страну бесправия» в августе того же 1909 г. предпринял новый туркестанский генерал-губернатор А. В. Самсонов, однако с тем же итогом: участники согласились с необходимостью включения Бухары в состав России, но представители МИД остались при мнении, что пока этот шаг преждевремен, поскольку Бухара по своему уровню развития не готова стать частью империи, хотя военное ведомство придерживалось противоположной точки зрения [Брежнева, 2009, с. 14; Дмитриев, 2008, с. 121; Тухтаметов, 1966, с. 69–70]. Таким образом, результаты публикации книги и ее обсуждения в Ташкенте оказались скромными: МИД удалось «спустить на тормозах» все инициативы Военного министерства: эмиру лишь было «рекомендовано» начать процесс преобразований.

Можно согласиться, что позиция Д. Н. Логофета отнюдь не была оригинальной, и «Страна бесправия» привлекла внимание лишь потому, что была написана ярким и выразительным языком [Becker, 2004, p. 167–168]. Однако вышесказанное позволяет предположить, что она могла быть «информационным проектом» Военного министерства, целью которого было четкое определение его полномочий в решении «бухарского вопроса». Для этого к «Стране бесправия» и было привлечено столь широкое внимание, инициированы «ташкентские совещания» и т. д.