Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Другой массовой повинностью была чистка рек, каналов и арыков. Каждую осень для запруживания Амударьи и чистки водоемов привлекались тысячи ханских подданных из числа узбеков, сартов и каракалпаков. Обычно их численность составляла порядка 6 тыс., но в необходимых случаях существенно увеличивалась до 20 тыс., в том числе и за счет государственных рабов [Афанасьев, 1915, с. 33; Кун, 1873, с. 185; Стеткевич, 1892, с. 403; Хива, 1873, с. 110 (5)]. Примечательно, что этот труд не только не оплачивался, но еще и сами ханские подданные должны были вносить по 20 коп. в день на содержание ханских надсмотрщиков за работами [Костенко, 1873, с. 163]. Чиновники также находили возможность нажиться на этой повинности: они включали в списки вдвое больше лиц, чем требовалось для работы на самом деле, и потом позволяли «лишним» «откупиться» от ее несения; на русские деньги сумма такого откупа составляла порядка 18 руб. [Икс, с. 74–75].

По воле ханов могли вводиться дополнительные налоги, либо меняться ставки уже существовавших. Кроме того, путаницу создавало отсутствие государственной статистики: центральные и региональные власти не знали точной численности населения, поэтому были вынуждены опираться на некие предположительные и усредненные данные. Так, ко времени установления российского протектората в 1873 г. считалось, что в ханстве 60 тыс. домов, 300 тыс. оседлых жителей и около 0,5 млн кочевников, и именно из этих цифр исходили власти при исчислении налоговой базы [Венюков, 1873, с. 49].

Кочевые подданные хивинских ханов

Среди подданных Хивинского ханства были различные кочевые народы — казахи, туркмены, каракалпаки. Особенности их политической и социально-экономической истории неоднократно исследовались историками Центральной Азии, при этом основными источниками в рамках таких исследований являются чаще всего документы «местного» происхождения, т. е. акты ханских канцелярий, судебные (казийские) решений, финансовые ведомости и т. д. Эти документы нередко содержат информацию, не отражающую реальную правовую ситуацию в том или ином ханстве, а порой и идеализирующую особенности отношений ханской администрации с кочевниками. Записки путешественников, на наш взгляд, более объективно характеризуют особенности отношений кочевых народов с центральными властями ханства и оседлым населением.

Наиболее широкой автономией пользовались казахские подданные хивинских ханов, что во многом объяснялось обстоятельствами их перехода под власть Хивы и политическими интересами монархов этого государства. Казахи Младшего жуза, уже в первой трети XVIII в. признавшие подданство Российской империи, в начале XIX в. стали в большом количестве откочевывать в пределы Хивинского ханства из-за реформ, проводимых российской администрацией в Казахстане в целях урезания властных полномочий местной элиты и в конечном счете упразднения традиционных институтов власти и управления. Соответственно, хивинские ханы, претендовавшие на власть над Младшим жузом, видели в представителях казахской элиты, принявших их подданство, инструмент для достижения своей цели и, конечно же, всячески старались подчеркнуть намерение сохранить прежние институты власти — в первую очередь власть ханов и султанов из рода Чингис-хана, а также влиятельных родоплеменных вождей-биев. И если в Казахстане под властью Российской империи (в Среднем и Младшем жузах) институт ханской власти был упразднен в 1822–1824 гг., то среди хивинских казахов он сохранился до начала 1870-х [О слухах, 2016, с. 688]. При этом ханы казахов утверждались в своем достоинстве волей хивинского монарха.

Номинально ханы, а также влиятельные султаны и бии у казахов, признававшие власть Хивы, обладали всей полнотой власти над своими подданными и подчинялись напрямую хивинским монархам. Более того, власти Хивы старались в какой-то мере интегрировать их и в сановную иерархию ханства, жалуя почетные титулы и должности, приглашая принимать участие в официальных придворных церемониях и проч. Так, капитан П. Никифоров и поручик М. Аитов, посетившие Хиву с дипломатической миссией в 1841 г., вели переговоры не только с ханом Алла-Кули, но и с казахскими правителями — султанами Каип-Гали и Джангази и с пятью биями [Залесов, 1862, с. 76–77]. Купец Абросимов, побывавший в Хиве в 1848 г., также упоминает, что на приеме у хана он видел трех казахских султанов [Абросимов, 1873, с. 364]. Н. П. Игнатьев и М. Н. Галкин, участники посольства в Бухару и Хиву 1858 г., упоминают влиятельного казахского бия Азбергена, который считался влиятельным советником хивинского хана по вопросам взаимоотношений с русскими и русско-подданными казахами [Галкин, 1868а, с. 177–178; Игнатьев, 1897, с. 92].