Туркмены в Хивинском ханстве, в отличие от казахов, не представляли единую «базу налогоплательщиков»: уровень налогообложения зависел от особенностей отношений с ханской администрацией. Так, самые многочисленные племена йомуд и теке лишь изредка платили зякет ханским чиновникам и присылали символические подарки хану (обычно — некоторое количество лошадей), равно как и племя човдур, кочевавшее на побережье Каспийского моря и пользовавшееся своей удаленностью от ханских владений. Зато некоторая часть туркменских племен човдур, йомуд, эрсари, кара-ташлы и гоклен, «за какую-то непокорность» переселенная ханом Мухаммад-Рахимом I в район Куня-Ургенча, и занимавшаяся преимущественно земледелием, должна была платить практически все те налоги, что и оседлое население ханства. Мервские туркмены-текинцы, у которых также было развито земледелие[89]
, помимо зякета, платили налог зерном, как сообщает Г. И. Данилевский, правда, отмечая при этом, что «хан обходится с ними несколько человеколюбивее, нежели с прочими своими подданными, опасаясь их силы и воинственного духа» [Данилевский, 1851, с. 94, 95; Abbott, 1884b, р. 288].Наиболее тяжелым было положение каракалпаков, которые, будучи изначально кочевниками, со временем из-за недостатка мест для кочевания были вынуждены фактически превратиться в земледельцев (см.: [Муравьев, 1822б, с. 26; Базинер, 2006, с. 350]). Как и другие представители кочевого населения, они несли воинскую повинность, но при этом платили налоги и несли повинности подобно представителям оседлого населения. Согласно сообщению чиновника и востоковеда А. Л. Куна, побывавшего в Хивинском ханстве в 1873 г., еще при Мухаммад-Рахиме I, в первой четверти XIX в. у каракалпаков была введена «подать по соглашению», составлявшая 20 тыс. тилля вне зависимости от количества земли[90]
. Те каракалпаки, которые занимались хлебопашеством на «падшалычных землях», т. е. считавшихся собственностью хана, должны были сдавать в качестве своеобразной арендной платы 2 батмана зерна с каждых 5 или даже 4, т. е. 40–50 % урожая. Как отмечал Кун, среди 27 тыс. работников, ежегодно отрабатывавших эти повинности, 6 тыс. составляли именно каракалпаки. При этом контроль за уплатой ими налогов и отбытием повинностей осуществляли не их собственные правители, а высшие сановники Хивинского ханства — кушбеги и мехтер [Кун, 1873] (см. также: [Камалов, 1958, с. 145–148; Килевейн, 1861, с. 106]). Не защищали хивинские власти каракалпаков и от набегов туркмен [Галкин, 1868а, с. 184].Возможность подчинить себе кочевников и заставить их платить налоги и нести повинности хивинские ханы получали благодаря своей «водной политике»: по их приказанию изменялись русла рек, строились плотины и дамбы, в результате чего население тех или иных регионов было вынуждено подчиняться ханской воле (такая практика борьбы с восставшими кочевниками использовалась хивинскими ханами еще в XVIII в. [Бартольд, 1965, с. 182–183]). Понимая зависимость от воды, полуоседлые и оседлые каракалпаки несли повинности, поставляя работников для очистки арыков (казучи), починки мостов (копирши), поддержания плотин и дамб на Амударье, тогда как кочевые казахи и туркмены отказывались заниматься таким трудом, равно как и от несения дорожных повинностей даже в своих собственных владениях [Кун, 1873, с. 185; Лессар, 1884, с. 210–211]. Надо полагать, сами ханы не настаивали на выполнении этих обязанностей, опасаясь восстановить против себя казахов и туркмен.
Специфика правового положения кочевников проявлялась также в сфере преступлений и наказаний. Обладая широкой автономией, кочевники имели собственных судей, которые разбирали споры и определяли наказания на основе обычного права. Правом суда обладали ханы, юзбаши, или амлякдары, а также и представители местного самоуправления — аксакалы. Они могли разбирать любые дела и приговаривать к любым наказаниям, кроме смертной казни: такие приговоры утверждались хивинским ханом [Abbott, 1884, р. 294]. Впрочем, в ряде случаев ханы могли делегировать своим чиновникам широкие полномочия в судебной сфере: так, согласно участникам дипломатической миссии в Хиву 1842 г., ханские наместники у сырдарьинских казахов и мервских туркмен могли выносить смертные приговоры, которые в других случаях обычно выносил или утверждал сам хан [Базинер, 2006, с. 251; Данилевский, 1851, с. 134–135].
Отдельные путешественники упоминают о наличии среди кочевников (в частности, казахов и туркмен) мусульманских судей — казиев, которые могли либо непосредственно назначаться по воле хивинских ханов, либо выбираться населением и затем утверждаться ханами. Нередко достоинство казия являлось наследственным: сын предыдущего судьи отправлялся в Хиву, где получал соответствующее образование и возвращался в родные кочевья уже законным преемников своего родителя [Боде, 1856, с. 452–453; Муравьев, 1822а, с. 41].