Читаем Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в. полностью

Впрочем, сами же российские дипломаты отмечают, что представители казахской элиты Хивы непременно задавали им вопрос о возможности возвращения под власть России и прощении за свою антироссийскую деятельность. Информаторы российских пограничных властей из Казахской степи и непосредственно из Хивы сообщали, что хивинские власти жестко контролировали казахских ханов, султанов и биев, нередко держали их под арестом и даже в заключении. В сочетании со сведениями путешественников эта информация подтверждает, что статус казахов (в том числе и представителей рода Чингизидов) в Хивинском ханстве не являлся «режимом наибольшего благоприятствования», и их возможности были во многом ограничены.

Многочисленные туркменские племена признали подданство Хивинского ханства еще в первой четверти XVIII в. (впервые на них попытался опереться в борьбе со своими политическими противниками еще хан Ширгази (1715–1728)), а вскоре они заявили о себе как о самостоятельной политической силе: Г. Тебелев, сообщая о событиях 1741 г. в Хиве, упоминает о туркменских родоплеменных предводителях, которые как раз приблизительно с этого времени стали наравне с рядом узбекских аристократических кланов участвовать в борьбе за власть и поддерживать тех или иных претендентов [Из истории, 1939, с. 220]. Еще в конце XVIII в. они были достаточно независимыми и даже на равных вели переговоры с Россией и другими соседними государствами, предлагая себя в качестве посредников в отношениях с Хивинским ханством [Габлиц, 1809, с. 94–95]. Однако к XIX в. туркмены уже были достаточно плотно интегрированы в его политико-правовое пространство. И если казахские подданные, по замыслу ханов Хивы, должны были бы содействовать постепенному распространению их власти на Казахстан, подвластный Российской империи, то туркмены играли куда большую роль во внутренней политике ханства.

Точно так же как казахи, туркмены имели собственных правителей, наиболее влиятельные из которых провозглашались ханами, менее же значительных российские путешественники именуют «старшинами»: номинально (а в некоторых случаях и фактически) они также утверждались в своем достоинстве монархами Хивы. Хивинские ханы старались расположить к себе туркменскую правящую элиту теми же средствами, что и казахскую — жалуя чины и титулы, привлекая к участию в торжественных церемониях в столице и т. д. В частности, капитан Н. Н. Муравьев, побывавший с дипломатической миссией в Хиве в 1819–1820 гг., упоминает, что в ханском окружении много туркмен, в том числе и исполнителей ответственных поручений [Муравьев, 1822б, с. 66–67] (см. также: [Аминов, 2017, с. 101]).

Впрочем, многие путешественники отмечают вольнолюбие туркмен и нередко — непризнание ими любой власти, причем не только иностранной (в данном случае — хивинской), но и собственных выборных вождей. Поэтому неудивительно, что даже факт официального утверждения хивинским ханом того или иного родоплеменного предводителя туркмен отнюдь не повышал легитимности последнего. Тот же Муравьев упоминает, что один такой старшина племени йомуд был вынужден бежать в Хиву от собственных подданных, и на его место долгое время никого не назначали [Муравьев, 1822а, с. 41][87].

Формально туркмены относились к ханам Хивы с большим уважением, титуловали их падишахами и считали своими не только светскими, но и духовными лидерами. Они также всегда охотно участвовали в ханских военных предприятиях — особенно в грабительских набегах на персидский Хорасан [Боде, 1856, с. 454]. Однако, по меткому замечанию Н. Н. Муравьева, туркмены считали себя «гостями» в Хивинском ханстве и полагали возможным в любой момент перекочевать в пределы любого соседнего государства — Бухары, Персии, России [Муравьев, 1822б, с. 29] (см. также: [Куропаткин, 1879б, с. 32]).

Хивинские ханы старались обеспечить себе более полный контроль над многочисленными и беспокойными туркменскими племенами и даже позволяли себе ставить над ними наместников из числа своих сановников. Так, Г. И. Данилевский и Ф. И. Базинер упоминают, что туркменами племени теке в 1830-е годы управляли ханские чиновники, имевшие резиденцию в Мерве и формально обладавшие весьма широкими полномочиями в сфере управления и суда — вплоть до вынесения смертных приговоров. Однако текинцы этим наместникам фактически не подчинялись и даже порой убивали их, поскольку ханы, не желая настраивать текинцев против себя, не предоставляли таким чиновникам значительной охраны [Базинер, 2006, с. 351; Данилевский, 1851, с. 134–135]. Попытки усилить контроль за туркменами выражались и в возведении хивинскими властями крепостей, однако и они не имели успеха. Инженер-майор М. Ладыжинский, побывавший во владениях туркмен в 1764 г., писал, что ранее там было три хивинских города, однако со временем они «за безводьем запустели» [Ладыжинский, 1875, с. 789]. Не приходится сомневаться, что виной запустению городов были не природные бедствия, а действия туркмен (которые, впрочем, сами обвиняли в их захвате и разорении «калмыцкого хана»).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение