Государство против революции

Убедившись в очевидной вроде бы мысли, что подневольный труд неэффективен и не может быть основой социалистической экономики, власти дали задний ход и в рамках НЭПа допустили возможность восстановления в стране рынка труда, полностью ликвидированного в годы военного коммунизма.

Поскольку управлять рыночными отношениями в рамках Права катастроф невозможно, в 1922 году был принят типичный акт позитивного права – Кодекс законов о труде (КЗоТ)[283].

Основной формой привлечения к труду стал трудовой договор (ст. 27). Им определялся порядок найма и увольнения рабочего. В трудовые договоры вводились корректирующие коэффициенты и процентные добавки на тяжелые условия труда, более высокую квалификацию и пр., различающиеся по отдельным отраслям производства.

В течение 1922 года фабрики и заводы перешли в основном на сдельную оплату труда, что дало возможность значительно поднять заработок квалифицированных рабочих. Это способствовало росту производительности труда.

В то же время система хозрасчета привела к тому, что излишний балласт рабочей силы уменьшал заработную плату квалифицированных работников и административного аппарата. Предприятия стали избавляться от ненужных работников. Началась массовая безработица, которая усугублялась резким сокращением числа совработников (госслужащих), демобилизацией значительной части Красной Армии, ликвидацией революционных трудовых армий[284], которые к тому времени не могли прокормить даже себя, а также большим наплывом сельского населения в города. Безработица стала постоянным фактом советской действительности. Официальное число безработных в 1929 году приближалось к отметке 2 млн человек.

Постановлением Совета труда и обороны РСФСР от 13 июля 1923 года «Основные положения о работе бирж труда и мероприятиях по улучшению их постановки»[285] были восстановлены биржи труда, ликвидированные в 1919 году. В их функции входили регистрация безработных, содействие в трудоустройстве, оказание им материальной помощи. Биржи труда управлялись специальными комитетами, куда входили представители местного отдела труда, СНХ, земельного отдела и профсоюзов[286]. Понятно, что такое количество надзирающих и контролирующих органов не могло не привести к протекционизму и коррупции в работе этих, казалось бы, рыночных структур. Нередко представители этих самых комитетов требовали устроить на работу своих протеже. Руководители предприятий не хотели перечить «вышестоящим инстанциям» и безропотно принимали на работу не пойми кого.

Отметим, что не все участники Гражданской войны смогли примириться с новой действительностью. По стране прокатилась эпидемия самоубийств старых большевиков. «Коммунист, прошедший войны и революции, бесстрашно строчивший из пулемета, не мог понять новой советской действительности с буржуазией, ресторанами и танцами. Но и изменить ее он тоже не мог – борьба закончилась, стрелять в буржуев никто не приказывал. Оставалось стрелять в себя, как генералу, проигравшему сражение, потерявшему армию и бессильному что-либо изменить»[287].

1920-е годы стали как бы временем «отъедания», после чего неизбежным становился рост материальных запросов. Индекс заработной платы сильно возрос в период НЭПа, но он отражал всего лишь переход к нормальной жизни от голодного и полуголодного существования. Среди молодежи широкое распространение получил правовой нигилизм, повсеместно выплескивавшийся в хулиганство, пренебрежение к ценностям, морали и идеологии большевизма. Сытая жизнь с ее многочисленными соблазнами, образ жизни преуспевающего нэпмана для многих теперь уже являлись новыми жизненными стандартами, к которым необходимо было стремиться[288].

Лишившись силовых методов принуждения к труду, властям оставалось уповать лишь на суггестию. Даже Сталин, слывший горячим сторонником методов принуждения в годы Гражданской войны, в работе «Наши разногласия»[289] выступил за замену их методами убеждения в профсоюзной работе.