Государство против революции

Однако одними пожеланиями повысить интенсивность и производительность труда было невозможно. Для этого требовалось обозначить четкую зависимость благосостояния работников от результатов их труда. Повысить производительность труда за счет механизации производства, как это было предусмотрено планом ГОЭЛРО[290], было практически невозможно. Парк машин и оборудования был изношен примерно на треть по отношению к 1913 году. Стоимость оборудования в 1925 году составляла две трети от довоенной[291]. Особенно пострадала тяжелая индустрия. И это при почти полном прекращении импорта и отсутствии кредитов для развития экономики.

Проблема и основное противоречие трудовых отношений периода НЭПа состояло в том, что капитализм допускался в экономическую практику только на определенных условиях. С другой стороны, частично восстановленные капиталистические отношения возвращали старые проблемы борьбы рабочих за свои права: за сокращение рабочего дня, снижение интенсивности труда, за более высокие ставки его оплаты. И не только на частных предприятиях, но и на государственных, к которым относились все крупные предприятия, прежде всего тяжелой промышленности. Поэтому 10 % прибылей государственной промышленности должно было идти на улучшение быта рабочих: на жилстроительство, детсады и ясли, дома отдыха, санатории и клубы. В общей совокупности эти начисления составляли до 30 % выдаваемой на руки зарплаты[292].

В 1927 году ежегодная выработка на одного рабочего составила 117 % по сравнению с 1913 годом[293]. Цифра весьма незначительная на фоне достижений и успехов в других странах. Одновременно обозначилось основное противоречие советской системы оплаты труда: с 1923 года рост заработной платы стал опережать увеличение производительности труда, несмотря на советскую аксиому в теории заработной платы – производительность должна расти быстрее, чем оплата труда.

Нараставшее противоречие рынка и планового хозяйства грозило коллапсом экономики. Надо было определяться: или туда, или сюда. Для высшего партийного и государственного руководства страны вопрос фактически был очевиден: новая экономическая политика должна быть решительно свернута, иначе можно потерять власть.

С провозглашением курса на построение социализма в одной стране, индустриализацию, переход к плановой экономике и свертыванию НЭПа начались бурные перемены в области трудовых отношений на производстве. Радикально менялось все направление советской экономической мысли – от нэповской идеи смешанной экономики, примирения классовых и трудовых конфликтов к идее любой ценой, невзирая на сопротивление отдельных групп и слоев населения, форсировать развитие производства, дабы обеспечить быструю трансформацию отсталой сельскохозяйственной страны в индустриальную, более сильную в экономическом и военном отношении, обеспечивающую и более высокий жизненный уровень населения[294].

Уже Постановление Совета труда и обороны от 18 мая 1926 года[295] ставило задачу повысить производительность труда в промышленности на 10 %. Среди намечаемых мер предусматривались полная загрузка предприятий, борьба с простоями, улучшение снабжения, увеличение степени использования оборудования и труда, сокращение потерь рабочего времени, издание инструкций о правах и обязанностях инженерно-технических работников, повышение трудовой дисциплины путем жесткого соблюдения условий коллективных договоров и правил внутреннего распорядка, рациональное использование рабочей силы, а также повышение квалификации рабочих.

При формально действующем КЗоТе в дело опять пошли решения в рамках Права катастроф, нацеленные: на введение принуждения к труду под страхом уголовной ответственности; усиление наказаний за нарушение трудовой дисциплины, выпуск брака, несоблюдение технологических процессов; усиление централизации в управлении трудовыми ресурсами; ухудшение условий труда и правовых гарантий для работников.