Государыня

   — От наказания ты не уйдёшь! Говори прежде, с чем вернулся, — потребовал Сигизмунд.

   — В ту ночь, когда король и граф Гастольд покинули дворец, мы с Густавом стояли в карауле близ чёрного хода. Они вышли из дверей около полуночи. Одеты были легко и хотели вроде бы прогуляться. Мы сопровождали их, но, пройдя шагов сто по парку, король позвал Густава и велел принести два чёрных плаща.

Тадеуш закрыл лицо руками, словно собирался с силами сказать самое страшное.

   — Нечистая сила тебя забери! Говори же! — взъярился Сигизмунд.

Открыв лицо, Тадеуш продолжал:

   — Густав принёс плащи, набросил их на плечи королю и графу. Мы покинули парк через дальние ворота, обошли ограду, миновали площадь и оказались в палатах князя Глинского. Он сам встретил короля и графа. Нас же слуга отвёл в людскую, велел отдыхать, налил вина. Мы выпили, и… больше я ничего не помню. Похоже, я более суток пробыл без памяти. Пришёл в себя ночью и понял, что лежу в крытом возке, связанный по рукам и ногам. Я долго бился, пытаясь развязать путы, и мне это удалось. Я выбрался из возка, осмотрелся и увидел, что нахожусь в глухом амбаре. Нашёл двери, они были на запоре. Я снял с возка оглоблю и выломал дверь, вышел из амбара, заметил под навесом коней и взял одного под седлом. Оказавшись во дворе, я понял, что попал в какое‑то небольшое имение. Увидел ворота, повёл коня к ним. Там стоял страж, я стукнул его по голове, открыл ворота, вскинулся в седло и пустил коня вскачь. Долго мчал не ведая куда. Наконец утром какой‑то путник указал мне дорогу на Краков, и вот я здесь. — Тадеуш опустил голову на широкую грудь. Он не ждал пощады, потому повторил: — Теперь казните меня, а больше мне сказать нечего.

   — Встань, несчастный! — повелел Сигизмунд.

Тадеуш поднялся, распрямился, поднял голову, и стало видно, что это могучий воин. Руки у него были сильные, похожие на корневища молодого дуба. Принц спросил его:

   — Ты найдёшь то имение?

   — Найду, ваша светлость. Оно на пути в Варшаву, близ селения Кельце. Так мне сказал путник.

   — Иди на кухню, поешь, выпей вина и будь готов в дорогу.

Тадеуш ушёл. Сигизмунд посмотрел на архиепископа, словно спрашивая, что делать. Радзивилл произнёс:

   — Отправь канцлера Монивида с воинами в палаты князя Глинского. Пусть ищет там след и допросит с пристрастием всех, кто есть в доме. Как вернётся, возьми сотню воинов и скачи в Кельце. Оттуда найдёшь путь к замку Глинского. Да будь поосторожней с князем.

Сигизмунд ни в чём не возразил архиепископу, понимая, что он во всём прав. Принц велел слугам найти канцлера, распорядился готовить в поход сотню королевских гвардейцев и отбыл в свои покои.

Монивида вскоре нашли, передали ему повеление принца, и канцлер в сопровождении Мартына и десяти воинов отправился в палаты князя Глинского. В маленьком дворце царила тишина. Встретил Монивида дворецкий, пан Юзеф, разрешил ему осмотреть и обыскать все покои и службы. Монивид послал на поиски воинов и Мартына, сам заглянул в помещения первого этажа и поднялся на второй этаж вместе с паном Юзефом. Вскоре они оказались в зале с альковом, где находилось просторное ложе. Казалось бы, и тут ничего не говорило о присутствии короля, но канцлер не спешил уходить из покоя. Здесь ещё не выветрился некий особый аромат, который хотелось вдыхать полной грудью. Монивид сел в кресло, в котором отдыхал король, велел сесть пану Юзефу и спросил его:

   — Ну так скажи, пан Юзеф, где князь Глинский? Да говори истинную правду, если не хочешь заслужить наказание.

   — Я скажу истинную правду, ваша светлость. Ясновельможный князь уехал три дня назад и теперь на пути в свои полоцкие земли.

На гладком лице Юзефа с аккуратной бородкой и усами не было никаких следов волнения.

   — Ты видел в палатах князя его величество короля Александра?

   — Да, ваша светлость, видел и был даже удивлён.

   — Чем же?

   — Его величество был весел и жизнелюбив.

   — Странно.

   — Не вижу в том странного, ваша светлость. — Дворецкий был уже в годах, словоохотлив и доброжелателен. — У ясновельможного князя в эти дни гостила племянница Кристина, а она озорница, усопшего заставит плясать. К тому же умна и красива.

«Вот оно что! — удивился Монивид. — Что ж, видимо, государь и утонул в прелестях той красавицы. Да и во благо». Он спросил:

   — И что же, король уехал с князем и его племянницей в северные земли? Как он мог уехать, никого не уведомив?

   — Как видите, батюшка–граф. И отмечу, что укатил с удовольствием. Он даже напевал песни.

   — И ты на Библии скажешь, что это чистая правда?

   — Да, ясновельможный граф. И мой князь–батюшка о том велел говорить: укатил с удовольствием.

   — Почему же ты не пришёл во дворец, как они уехали, а ждал, когда придут добывать подноготную?

   — Так велено было ясновельможным князем. А резон простой. Князь мне и о том поведал. Сами поймите: у короля не всё хорошо с матушкой–королевой. Ведь детишек‑то нет, а король ждёт наследника престола, вот и склонился могучий дуб к той берёзоньке, которая и принесёт принца, — откровенничал пан Юзеф. — Ия слышал, как мой князь сочувствовал королю, когда его величество сетовал на судьбу.