Готикана

Вад вышел из кабинета и направился в конец коридора, любуясь солнечной погодой и видами города за окном.

Веренмор много лет был ему домом, так долго был его мечтой, страстью, объектом честолюбивых стремлений. Он должен был сделать выбор: вернуться в любимое место и потерять девушку, которая вдохнула волшебство в его жизнь, или остаться с ней и лишиться места, которым так долго был движим.

Он долго стоял, погрузившись в размышления и пытаясь представить свою жизнь без того и другого.

Уж лучше он будет тосковать по Веренмору, чем по ней.

И черт подери, как же сильно он будет тосковать по Веренмору.

Достав телефон, который хранил, но которым не пользовался в замке, Вад позвонил бухгалтеру, чтобы уладить финансовые вопросы. Затем связался с советом, дабы сообщить им, что не вернется, и приказав сжечь то чертово дерево.

А потом он пошел в палату, в которой спала любовь всей его жизни, и стал наблюдать, как она сражалась в своей голове в битвах, в которых он не мог сразиться вместо нее. В некоторых битвах его нежный вороненок должна была сразиться сама. А он будет рядом, давая ей понять, что она больше никогда не останется одна.

Эпилог

КАК ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ…

Вад

Ее продержали шесть месяцев.

Но не позволяли увидеться с матерью, которая находилась в том же учреждении, на случай, если это негативно скажется на ее выздоровлении.

До этого момента.

Вад молча сидел рядом с ней в стерильной комнате, а Корвина смотрела на мать с надеждой во взгляде.

Селеста Клемм безучастно глядела в ответ.

Вад помнил, как познакомился с ней несколько лет назад, когда отправился на поиски фиолетовых глаз, даже не зная, что такие существуют. Она и в тот раз была в полубессознательном состоянии, затерявшись в своих мыслях, но говорила с ним о своей дочери. В те мимолетные мгновения любовь так ярко сияла в ее глазах, что даже растопила холод у него внутри.

Сейчас ей стало хуже.

– Мама. – Корвина робко ей улыбнулась и взяла ее за руку через стол в палате для встреч. – Ты же помнишь Вада? Он приходил повидаться с тобой не так давно.

Ее мать не ответила. Шизофрения и недавно развившееся слабоумие удерживали ее в заточении собственной головы. Вад знал, что один из самых больших страхов Корвины заключался в том, что однажды она станет такой же, как ее мать, и перестанет узнавать его.

Он вполне реалистично смотрел на вещи, чтобы признать: такое может случиться. А еще он знал, что при первом проявлении тревожных, по мнению врачей, симптомов он свернет горы, чтобы оказать ей необходимую помощь и поддержку, которую никогда не получала ее мать. И если однажды она в самом деле забудет его, он останется ее горой и будет помогать ей цвести и впредь всеми чувствами, которые испытывал к ней. Она принадлежала ему сейчас и на всю жизнь, а если существовала загробная жизнь, тогда, быть может, и в ней тоже.

Но, по крайней мере, сейчас ее врач не был ничем обеспокоен. Корвина по-прежнему порой слышала голос Мо, но это случалось редко. По какой-то причине время, проведенное в Веренморе, стимулировало ее подсознание. А может, это было и не подсознание вовсе. Возможно, она была немного не от мира сего, как Старуха Зельда. Вад этого не знал и, честно говоря, ему было все равно. Для мальчишки, у которого никогда не было ничего своего, Веренмор на десятилетия стал всем. А то, что он ради нее бросил замок, как ничто другое говорило ему о испытываемых им чувствах. Она была важнее.

– Мама. – Корвина встала, подошла к матери и присела рядом с ней на корточки. Два поколения красивых женщин с волосами цвета воронова крыла и фиолетовыми глазами смотрели друг на друга. – Мы с Вадом теперь вместе. Мы пришли повидаться с тобой в мой день рождения.

Ее мать перевела взгляд на Вада, возможно, какие-то из слов дочери проникли в ее сознание.

Вад позволил ей хорошенько его рассмотреть. Он относился к Селесте Клемм с необычайным уважением. Только самая любящая, сильная духом женщина смогла бы родить ребенка наперекор своей семье, потерять любимого самым чудовищным образом и все равно вырастить дочь, полную любви и доброты, сражаясь при этом с собственным разумом. И пускай Селеста сдалась голосам в своей голове, любовь к дочери все еще жила в ее сердце.

– День рождения, – пробормотала она, и улыбка, на миг озарившая лицо Корвины, стоила всего пребывания в гребаном институте.

– Да, мама. – Корвина сжала ее руки, фиолетовые глаза были полны любви. – Сегодня мой день рождения.

Селеста не сводила глаз с Вада.

– Мальчик. Нашел.

– Да, Селеста, – заговорил наконец Вад, обращаясь к ее матери. – Я тот самый мальчик, который спрашивал вас о ней много лет назад.

– Мальчик. Беречь.

Вад наклонился вперед, в его словах таилось обещание, которое, как он надеялся, достигнет ее и принесет немного покоя.

– Да, я буду беречь ее. Теперь вы можете быть спокойны.

Мать посмотрела на Корвину и взяла прядь ее волос.

– Ворон.