Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

Готская дружина, скорее всего, была полиэтничной. Помимо готов в нее входили покоренные Эрманарихом герулы, вандалы и другие германцы[1666]. Воину-вандалу, скорее всего, принадлежало погр. 86 по обряду кремации с оружием из могильника Компанийцы. Как уже отмечалось, до V в. воинов-готов с оружием обычно не хоронили. Известны Черняховские ингумации, сопровождаемые оружием и удилами, характерными для сарматов (могила с подбоем и катакомба Кантемировского могильника). Не исключено, что в состав дружины Эрманариха входили ираноязычные воины — выходцы из степного сармато-аланского мира. Большинство Черняховских погребений с оружием и снаряжением всадника датируется не ранее второй трети IV в. Это важный археологический аргумент в пользу появления остроготской дружины именно при этом короле. Формирование «дружинной» системы было важным шагом в постепенной переходе от традиционного родоплеменного устройства к раннеклассовому обществу[1667]. Более того, современные исследователи считают дружину государствообразующим институтом и главным органом зарождающегося государства[1668]. Они рассматривают «дружинное государство» в качестве одного из промежуточных звеньев между «вождеством» и «ранним государством»[1669]. Скорее всего, именно дружина, а не ополчение, как в III в., составляла основную военную силу остроготского короля. Существование постоянной дружины оправдывалось «хроническим милитаризмом» Эрманариха, направленным на покорение новых земель и народов. Вероятно, именно дружина сыграла решающую роль в превращении королевства остроготов в «двухуровневое государство»[1670]. Его верхний «имперский» уровень составлял королевский род, а также его окружение и дружина, нижний — региональные вождества и старейшины входивших в него многочисленных общин.

При исторической оценке зрелости “regnum” Эрманариха следует обратить внимание на интересное свидетельство Иордана, который утверждал, что остроготский король заставил все покоренные народы «повиноваться своим законам» (Get., 116). Здесь готский историк употребляет обычное латинское выражение “suisque parère legibus fecit”, хотя ему известно подлинное название древнейших, собственно готских законов, которые, «будучи записаны, и до сих пор зовутся «белагины» (Get., 69). Еще Я. Гримм перевел гот. “belagines” как “die Satzung” — «постановление/узаконение»[1671]. Только вряд ли они на самом деле были записаны в те далекие времена, о которых говорится у Иордана. Скорее всего, это были нормы обычного права, применявшиеся для судопроизводства в собственно готской среде.

В таком случае “leges” Эрманариха могли быть чем-то вроде “jus gentium” архаического римского права, использовавшегося при судопроизводстве над покоренными остроготами народами Восточной Европы[1672]. Если это так, то в правовой области “regnum” Эрманариха уже перерастало тот рубеж, который отделял традиционные доклассовые общества от раннеклассовых, где отношения между людьми все больше определяются не обычаем, а правом[1673].

Но, отдавая должное могуществу последнего остроготского короля, все же, кажется, не следует преувеличивать степень его единоличной власти. В рассказе Иордана о нашествии гуннов содержится интересное свидетельство о существовании у остроготов народного собрания вроде германского тинга: “suoque cum rege délibérant, qualiter tali se haste subducant” — «и стали рассуждать со своим королем, как бы уйти от такого врага» (Get., 129). Кстати, чуть позже тоже самое сделали и везиготы, которые после долгих размышлений «по общему согласию» направили послов к императору Валенту с просьбой принять их в его подданство (Get., 123). В готской лексике известно слово “maþl” для обозначения народного собрания, основа которого восходит к более древнему индоевропейскому глаголу со значением «встречаться», «сходиться»[1674]. На наш взгляд, эти свидетельства являются подтверждением той важной роли, которую еще играли военно-демократические традиции в жизни готского общества в последние годы его существования на юге Восточной Европы.

§ 2. Королевою Эрманариха в свете современных концепций потестарности