Судя по имеющимся материалам, Черняховские поселения отражают один из ранних видов соседской территориальной общины[986]
. Она позволяла членам сообщества заниматься хозяйственной деятельностью, поддерживать обычаи, порядок, защищаться от врагов, исполнять культовые обряды[987]. Человека той эпохи трудно представить вне коллектива родичей, соседей и других близких ему людей. К сожалению, в отличие от территории Свободной Германии, вокруг Черняховских поселений пока не обнаружены древние поля, позволяющие уточнить тип Черняховской общины. Но на ее соседский характер указывают следы искусственных оград вокруг отдельных Черняховских усадеб (гот. “garda” — «плетень»). В связи с этим укажем, что в готском языке IV в. имелся глагол «граничить» (“gamarko þzai”). Для изучения этого вопроса важны находки замков и ключей, причем, последние встречались не только в домах и культурном слое Черняховских поселений, но и в погребениях, в составе сопровождающего инвентаря, иногда на поясе погребенных. Такие находки являются археологическим свидетельством существования у черняховцев института частной собственности или точнее движимости, ценностей, которые должны находиться под замком и запором.Для разработки поставленной проблемы весьма показательно, что в готском языке IV в. выделяется терминология, связанная с собственностью и с защитой от посягательства на чужое имущество. Это: собственность (“aigin
”, “aihts”); кража (“þiubi”); воры (“þiufs”); воровать (“stilan”). Данные «Готской Библии» не оставляют сомнений, что имущественное благосостояние являлось у готов непременным условием высокого социального статуса. При этом неимущие рассматривались как люди, которые не могут играть сколько-нибудь важной роли в общественной жизни. Так, во время преследования христиан, вези-готский вождь Атарид, узнав о том, что в готской деревне проживает христианин Савва, прежде всего, осведомился о его имущественном положении и, узнав, что у Саввы нет ничего кроме одежды, успокоился, т.к. такой человек, по его представлениям, не мог принести «ни вреда, ни пользы» (Passio, III. 14-15).Но гораздо важнее, что в лексике «Готской Библии» есть готское слово “haimoþli
” (греч. “άγρούς”) — «землевладение»[988]. Этот термин особенно важен, т.к. он характеризует отношение готов к земле[989]. Вторая его часть имеет ту же основу, что др.-герм. “ódal”, др.-англ. “ōdel”, “eadele”, двн. “uodal”, “uodil”, др.-фриз. “ethel”, др.-сакс. “odil”. Известно, что в Раннем Средневековье «одаль» — это наследственное семейное владение, земля, неотчуждаемая за пределы коллектива родственников. Это слово означало, прежде всего, землю предков, а также собственность семьи, усадьбу[990]. По определению А.Я. Гуревича, «одаль» — это «вотчина», «отчизна» и в узком, и в широком смысле. Человек видел свое отечество там, где жили его отец и предки, и где проживал и трудился он сам; микромир его усадьбы идентифицировался с обитаемым миром в целом[991].Как известно, институт одаля свойственен уже не родовой, а соседской общине[992]
. На ее существование у готов указывают слова “bisitand” и “garazna”, соответствующие русскому «сосед»[993]. Они также являются показателями развития в готском обществе уже не родо-племенных, а соседских территориальных связей[994]. При этом членами общины могли быть не только люди из разных родственных родов, но и выходцы из неродственных готам народов[995]. Возможно, на то же указывает разнотипность домостроительных традиций, проявляющаяся на одних и тех же Черняховских поселениях, а также сосуществование различных обрядов погребения на одних и тех же некрополях. Социальная организация такой общины способствовала ассимиляции выходцев из различных родо-племеных групп и, как следствие, ее разрастанию и расширению ареала проживания этноса.Типы Черняховских поселений, отсутствие каких-либо археологических свидетельств их перерастания в городские структуры полностью соответствует традиционному готскому укладу жизни, который на протяжении всей их истории оставался преимущественно сельским[996]
. О существовании у готов лишь деревень свидетельствует лексика Библии Вульфилы. Для обозначения таких сельских поселений он обычно использовал слово “weihs”, реже “haims”, известное и по другим текстам[997]. В этом источнике сохранилось готское слово для обозначения жителя такой деревни — “gauja” = греч. “περίχωρος”. В ней свободный гот чувствовал себя “*anahaims” — «дома», вне деревни (“haims”) он был изгоем — “*afhaims”[998]. Некоторые стороны повседневной жизни везиготской деревни начала 370-х гг. нашли отражение в «Страстях св. Саввы Готского». Его деревня располагалась на берегу реки, ее окружали леса и заросли, в соседнее селение вела дорога. В деревне были дома с деревянными кровлями и балками (Passio, V.28-29).