Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

Опираясь на вышеописанные критерии, Н.М. Кравченко удалось выделить три основных археолого-социологических типа Черняховских погребений[1080]. При этом для погребений первого типа не только характерно малое количество приношений (инвентаря), но и случайный их подбор. Наоборот, для третьего типа состав приношений строго регламентирован. Картографирование погребений на площади могильника показало, что отдельные их «гнезда» включали захоронения разных типов. Это свидетельствует о том, что такое «гнездо» составляли представители разных по достатку и статусу семей, объединенных в нечто подобное патронимии (гот. “sibja”). Археологические материалы некрополей указывают на то, что между семьями существовало не только выраженное имущественное, но и социальное неравенство.

Помимо трех основных групп погребений, иногда встречались захоронения, заметно выделявшиеся размерами и сложностью погребальных сооружений. Некоторые из них совершались в погребальных камерах с деревянными конструкциями, большинство представляли кремации[1081]. От основной массы погребений они отличались большими размерами ям (2х2,5 м и более) и их глубиной (от 2 до 4 м)[1082]. Два таких погребения были открыты В.В. Хвойко в Черняховском могильнике. Он попытался интерпретировать их как захоронения местной знати[1083]. Позже подобные сооружения были раскопаны в других могильниках. При этом некоторые из таких неординарных могил были перекрыты курганными насыпями (Башмачка, Войсковое).

Подобные погребальные сооружения считаются диагностическим признаком захоронений верхнего слоя Черняховского общества. Погребения такого ранга появляются на территории Украины не ранее рубежа III—IV вв. Они являются показателем важных социальных сдвигов в Черняховском обществе. По аналогии с центральноевропейскими Э.А. Сымонович предложил называть их «княжескими»[1084]. Помимо сложных погребальных сооружений, выделяющихся размерами, их отличает количество и богатство инвентаря. Среди последнего встречаются импортные предметы, стеклянные жетоны для римской игры “calculi”, но чаще кубки для вина (рис. 13, 1-6; 14, 1). Эпическая традиция сохранила память о значимости этого типа пиршественной посуды в престижной культуре готов. Так, сын Хейдрека/Эрманариха Ангантюр III обещает своему сводному брату Хлёду:

«Родич, тебе я
кубки вручу,
и скот, и сокровища,
сколько захочешь»
(Hlödskvida, 10)

Следует напомнить, что в вельбарской культуре известно более двух десятков погребений, обладающих признаками захоронений «княжеского» ранга[1085]. В Восточной Европе их открыто значительно меньше, к тому же они не составляют такой устойчивой серии, как на территории Свободной Германии[1086].

У германских племен подобные сооружения, иногда в виде «домика» (“Hausgrab”) использовались для захоронений знати[1087].

Возможно, готы называли такие подземные гробницы словом “hlaiw” (“hlaiwasno”)[1088]. В научной литературе за ними давно закрепился термин «княжеские» погребения (“Fürstengräber”)[1089]. В различных районах Свободной Германии они составляли от 10 до 20% от числа всех захоронений.

Помимо обширной погребальной камеры они отличались богатым составом сопровождающего инвентаря, включавшим наборы пиршественной серебряной посуды («сервизы»), остатки игральных досок, стеклянные жетоны[1090]. Специалисты считают, что появление у германцев «княжеских» погребений было связано с процессом выделения элитной, аристократической прослойки[1091].

В свое время, открытие таких «княжеских» погребений дало аргумент для обоснования концепции о господстве знати (“Adelsherrschaft”) как конститутивном признаке древнегерманского общества[1092]. Более осторожные исследователи предпочитали говорить о ведущей роли знати, отмечая непринудительный характер связи между ней и остальными свободными[1093]. К настоящему времени большинство специалистов отказались от точки зрения на древнегерманскую знать, как на замкнутое сословие, отделенное от массы свободных[1094]. Так, уже Р. Венскус полагал, что уже в древнегерманский период существовала социальная мобильность, выражавшаяся в возвышении одних родов и упадке других[1095]. При этом знатные роды и семьи находились с королем в противоречивых отношениях: знатные люди объединялись в возглавляемые вождями дружины, служили им, искали у них наград и добычи, вступали с ними в отношения личной службы и покровительства (Тас., Germ., 13— 15). Однако в определённых ситуациях представители нобилитета могли вступать с королями в борьбу[1096]. Пересказанная Иорданом история заговора росомонов (Get.,429) позволяет заключить, что подобные отношения складывались и в Остроготском королевстве Эрманариха.