Готские письма

То, что я увидел, я никогда не смогу понять, и забыть тоже не смогу. Мне часто видится это во сне. Я не могу описать словами, в греческом языке нет таких слов, и в гутонском языке нет. Наверное, об этом можно было бы рассказать волшебными рунами, но я не знаю тех рун. Мы поднялись на холм и увидели долины, лежащие внизу. Долины ворочались, копошились, как осиное гнездо. Были видны люди, лошади, быки, свиньи, овцы, собаки, катились повозки, ставились хижины и шатры, горели костры. Я подумал о том, что каждый из воинов или животных, там, внизу, думает о себе, что он гутон, или бык, что его зовут Бальво, что у него есть жена и дети, что он сам пришёл или его привели вожди, что он имеет свою волю, свою жизнь и получит свою смерть как награду, но всё это вместе – змей Эрмунганд, который стягивает края земли, а каждый человек, или животное, или даже вождь – только блестящая чешуйка на теле змея, шевелящегося, ползущего кольцами в долине. Не было у нас никогда своей жизни, но и смерть не придёт, потому что всегда существовал и останется только змей, а чешуя опадает и нарастает заново, как листья дуба, который стоит три сотни зим, похоронив у своих корней бесчисленные народы листвы, но каждую весну зеленеет заново, словно не было ни смерти, ни холода, ни долгой снежной зимы. И никогда не понять нам, зачем всё это и куда движется змей. Боги знают больше, чем мы, но даже боги не всё знают, даже они не видят ни дерева, ни змея. Человеку остаётся только закрыть глаза и лететь вниз. И мы спустились в долину.

Мы поставили кольцом свои повозки, разожгли костры. Гутоны отдыхали, готовили пищу, пили, играли, пели. То же было и в остальных лагерях. В долине собрались многие племена гутонов, и грейтунги, и тервинги. Здесь были гепиды, герулы. Были карпы, певки. Были многие племена, чьих имён никто не слышал, не знал. Были говорившие на непонятном языке сарматы. Были анты, которых не понимали ни сарматы, ни мы. Никто не смог бы даже составить список племён, даже простой перечень, как в торговых делах, когда мы описывали прибывшие на корабле товары. Было совершенно немыслимо, как все они смогли одновременно узнать, собраться, договориться о выступлении единым походом. Вождя у долины не было. Поход собирался советом вождей и старейшин всех восточных племён. Алрих взял пару воинов, взял меня, и мы отправились искать этот совет. Алрих сказал мне: «Ты, Бока, умный человек, ты торговец и книжник. Будешь помогать мне думать. Я хорошо умею рубить мечом, но плохо умею говорить и считать. Когда будут делить тяготы войны или добычу, то могут меня обвесить: переложить в мои корзины одного и недоложить другого». Я ответил вождю, что понял его. Моё знание греческого могло пригодиться, ведь некоторые народы не понимали друг друга, но в каждом племени можно было найти толмача, понимающего по-гречески.

Долго бродили мы по долине, пока нашли совет. За тыном была лысая поляна, на поляне столы и пни, вокруг столов сидели и ходили вожди всех племён и народов, собравшихся в великий поход. Алрих зашёл в круг и громко назвал себя. Гутоны и прочие одобрительно закивали. Некоторые встали и подошли, чтобы обнять и приветствовать вождя грейтунгов из Киммерии. Один молодой светлоусый вождь малого племени из лесных гутонов, тервингов, подошёл к нам и стал рассматривать меня. Потом он обратился к Алриху, словно меня не было или словно я был бессловесным животным или рабом. Он показал на меня рукой и спросил: «Грек?» Алрих сказал: «Нет, он гутон». Тервинг сказал, что я не похож на гутона. Алрих сказал, что моя мать была гречанка. Тервинг спросил: «Рабыня?» Тервинг усмехнулся, посмотрел на меня нехорошо, как на женщину, и спросил Алриха, почём сейчас в Киммерии греческие рабы. Алрих не ответил на вопрос о ценах на рабов. Алрих спокойно сказал: «Нет, его мать не рабыня. Это Бока, он гутон. Сын Самаэля, гутона, воина, побратима моего отца, вождя Алриха, и гречанки из семьи свободных торговцев. Ему, Боке, принадлежат восемь кораблей с мореходами и всеми припасами, на которых мы, грейтунги из Киммерии, отправимся на запад. На кораблях полно хлеба, сыра и масла. Мы будем плыть на кораблях, петь песни и есть хлеб с оливками. А вы, тервинги, будете плестись по берегу и лизать задницы у своих тощих коней». Все вокруг захохотали. А белоусый тервинг покраснел и заспешил к другому краю поляны.