Гоу-гоу

Покои действительно представляли собой подобие гостиничного номера со всем набором удобств. Только отсутствие окон вызывало не совсем уютные мысли, хотя Никита не замечал за собой ранее боязни замкнутых пространств. Он уже отходил ко сну, когда в стенку постучали. Причем, это был не простой стук, который мог бы означать приветствие или призыв, на который, в зависимости от настроения, можно было по-доброму или протестующе ответить. Это была дробь, похожая на сигналы азбуки Морзе. Что хотел сказать сосед? Предупреждал, угрожал, или желал покойного сна? Никита знал, и то случайно, лишь несколько букв «морзянки». Из них, пожалуй, только, две наверняка: «о» и «с», — те, из которых лепится сигнал бедствия «СОС». Но когда через несколько минут дробь повторилась, это, похоже, были другие, незнакомые буквы. Никита не ответил, потому что уже спокойно относился к странностям человека за стенкой, у которого, возможно, жизнь в «камерной» обстановке вызывает конкретные и не совсем приятные впечатления. К тому же, отсутствовала уверенность в осмысленности стука. На всякий случай он встал и закрыл дверь на запор. Прошедший день был полон впечатлений и утомил так, как не утомляет даже напряженная рабочая неделя. Никита быстро заснул.

Поздним утром, прежде чем спуститься в гостиную, Никита вышел на галерею. День начинался солнечным, а безоблачное небо обещало теплое и ясное продолжение. Сон пошел на пользу, настроение — лучше, чем в канунное утро, которое уже было достаточно хорошим. За забором, в еще невысокой, но плотной зелени некогда пустынной Зареки, гомонили птицы. Двор украшала клумба цветов — единственная растительность, которая облагораживала аскетическое убранство усадьбы, огороженный зеленым забором в полтора человеческих роста. У клумбы копошился Вано, сосредоточенно, со страшным выражением лица орудуя большими садовыми ножницами. Сердитые щелканья этого жуткого предмета, как хлесткие удары бича, противоречили птицам, но пернатых, похоже, было не переспорить.

Вано заметил Никиту и, подняв голову и нацелившись огромным носом на ночного соседа, оскалился знакомой двусмысленной улыбкой. Никита кивнул, приветствуя. В ответ Вано поднял над головой ножницы и несколько раз энергично лязгнул ими, изображая решительный остриг.

Никита спустился в гостиную. Там его встретили Гарри и Осенний. Они объяснили, что им велено отзавтракать с гостем, и затем развлекать его до тех пор, пока не приедет Оля и Филимон, занимающиеся сейчас приготовлениями к вечерней презентации. Стол был накрыт великолепным завтраком. Где-то на кухне слышался характерный шум, видимо домработница занималась своими будничными делами. У Никиты вдруг возникло желание, почти страстное, увидеть эту странную, по словам Оля, женщину. Можно было вынудить ее появиться в гостиной, попросив что-нибудь дополнительное по части сервировки. Однако Никита совладал со своим навязчивым желанием, полностью переключившись на разговор с мужчинами. За трапезой двое (говорил в основном Осенний), коротко, но зримо, посвятили Никиту в суть дела.

…В городе бурно развиваются средства массовой информации и учреждения искусства. Волей политических течений вся творческая глыба поделена на две части. Каждая имеет по телепрограмме, по радиопрограмме, по паре газет, по одному литературному сообществу и так далее. Первый так называемый творческий союз с названием «Власть и отечество» (неофициальное название «Лебеди») поддерживает губернатор; второму, именующемуся «За достойную жизнь» («Быки»), помогает промышленный магнат, состоящий в оппозиции к номинальной власти и полагающий себя властью реальной. Соответственно, между творческими союзами идет постоянная борьба, в которой каждый не столько гордится собственными достижениями и соответствием их мировому уровню, сколько радуется огрехам противника. Поэт Вадим Осенний в политических склоках не участвует, занимается чистым искусством. Но поскольку в сложившейся ситуации одному не выжить, то, естественно, он формально принадлежит к одному из творческих союзов, который объединяет людей и целые структуры, работающие в самых разных областях и жанрах.

Надо сказать, пишущей братии в городе развелось более чем достаточно. Книги издают не только члены литературных объединений, полагающие себя настоящими и будущими писателями, но и журналисты, и политики, и бизнесмены. А в поисках финансирования на издательские нужды — воистину работа локтей: кто вперед, кто кого. Деньги номинальной и реальной власти в основном уходят на содержание газет, теле- и радиопрограмм, на разовые издания журналов, где прославляются либо успехи городской администрации, либо достижения градообразующего предприятия, которое подчеркивает, что ничего общего не имеет с муниципальными властями. Только по этой причине, в свои сорок с гаком лет, не может издаться талантливый поэт, который уже публиковался даже в столице…