Говорила мама…

– Поделали, – Гриша наступил мне на ногу с лёгкой подкруткой, – поделали хватократы-демократы из нас клоунов. Цены гонят и гонят без конца. Обдерут нас как липку и голенькими пустят в Африку…

Гриша вздыхает на улыбке.

– Ма! А Тольке надо дать спасибо! Сегодня сарайчик у дома сломал. Нарубил машину дров. Я только в ведре носил на погребку. На ползимы мы уже с дровушками! Так дадим спасибо?

– Та или мы жадни?! Дамо! Тилько… Одного спасибка малувато…

Мама надвое разрезает помидор.

Одну половинку посыпает крупной солью. Подаёт мне:

– На тоби, Толенька, помидора за хорошу роботу.

25 августа 1994. Четверг.

Катила мышка бочку

Вечер.

Культурно отдыхаем перед телевизором.

Гриша полулежит в кресле. Голова на спинке. Державно храпит.

И по временам, оглядываясь спросонку по сторонам, мужественно строит вид, что смотрит телевизор.

Я лежу на койке.

Пытаюсь всмотреться и вслушаться.

Да как ни всматривайся, кроме нервно дёргающихся белых полос ничего другого. Как ни вслушивайся, кроме дикого храпа ничего иного благородного не доносится до ушей.

Это не смотрины.

Это муки.

Принимаю я эти телемуки стоически.

Хочется посмотреть. Всё-таки про Зощенко. Сегодня ему стукнуло б сто, не дожми его усатая соввластюра в пятьдесят восьмом.

Вдруг послышался отдалённый глуховатый топот котов. Оглядываюсь и вижу: из-за иконки по верху угла серванта, проворно стуча хвостиком, как музыкальной палочкой, по святым объектам – четыре трёхлитровые банки со святой водой, мамино богатство, восемь поллитровок с русской (Гришины завоевания рынка) – вдруг сквозь этот святой строй со звоном пробегает мышь и грациозно пикирует на спинку дивана, на котором я имею честь спать.

Придиванилась, деловито понюхала воздух и весело побежала по гребню долгой диванной спинки, как полуголенькая нежно-розовая гимнасточка по бревну.

Я в изумлении чего-то вякнул. Разбудил Григория.

Он не обиделся. Напротив.

Бегущая мышка глянулась и ему.

И мы стали смотреть, что она нам покажет.

Только она ничего не показывала.

Знай себе бежала и бежала, бежала и бежала к телевизору.

Похоже, ей самой хотелось приобщиться к столичной культуре, посмотреть чего-нибудь интересненького да свеженького.

Наши дурацкие морды, видать, ей не нравились.

С серванта она прыгнула на тумбочку с телевизором.

Я думал, она остановится перед экраном и станет смотреть.

А она обежала телевизор по краю тумбочки и пристыла.

Эта титька тараканья будет смотреть телевизор сзади?

Ну да!

Как мы в детстве. На халяву набившись в совхозный насакиральский клубишко, скорей летели на сцену и влёжку рассыпались по полу у обратной стороны экрана, по-барски кинув босую ногу на ногу. Смотреть так фильмы было куда вкусней.

Забежала мышка за телевизор.

На том мы с нею и расстались.

Да не навек.

Среди ночи мы с Гришей проснулись.

Мышь что-то яростно катила. Гром стоял адовый.

– Кто дал право этой сучонке в ермолке нарушать наше законное право на восьмичасовой сон!? – зло, сквозь зубы поинтересовался Григорий. – Что она там катит?

– Может, бочку с порохом на тебя? – выразил я предположение и костью пальца постучал в пол.

Однако мышь не унялась. Ещё обстоятельней покатила к норке под икону, в святой угол, свою звончатую добычу.

Жаль, что лень не пускала нас из-под одеял.

Но всему приходит конец. И выбрыкам мышки. Может, она спрятала свою находку? На том и успокоилась?

Утром я нашёл у норки греческий орех, больше известный в народе как грецкий. Из самой Греции прикатила? Мышка разбежалась впихнуть его в норку. Он был крупней норки и не проходил. Тот-то она старалась, как сто китайцев. Всю ночь гремела.

– Всё-таки хорошо, что орех не пролез в норку, – пощёлкал Гриша пальцами. – И наше благосостояние не пострадало. А наоборот. Приросло стараниями мышки! Где мышка добыла этот орех? У нас же вроде не было орехов? Не было, так стало!

Гриша торжественно раздавил орех. Съел.

– Вот я и подзавтракал! – доложил он. – Сыт на весь день. Спасибо мышке!

– Чем выносить мышке благодарность с занесением в личное дело, лучше б дал хоть одно генеральное сражение этой нечисти.

– Да ну давал… Сбегал в санэпидстанцию, настучал на мышку. Санэпидстанция поставила мне на боевое дежурство целую горсть отравленных семечек…

– И ты их сам поклевал?

– Да нет. Поделился по-братски с мышками. Что интересно, посыпал – ещё сильней забéгали!

– Значит, надёжно подкормил.

– А как иначе? Свою живность надо беречь! По нашей бедности у нас в хозяйстве не только мышь, но и таракан – скотина!

– Ну-ну… Семечки не остались? Или все сам дохлопал?

– Да есть ещё. Могу и тебе дать.

Я посыпал у самой норки.

Ночью мы спали спокойно.

То ли мышка упокоилась. То ли мы за день так наломались – я на картошке, Гриша в стирке, – что не слышали её похождений. Я склоняюсь ко второму.

29 августа 1994. Понедельник.

И гарбуза хочется, и батька жалко

Рань.

Солнце ещё не проснулось.