Говорит и показывает Россия

За шесть дней до убийства Немцова власть устроила в центре Москвы шествие против Украины, Запада и российских либералов. Сотни людей, свезенные в центр города, стройными рядами шли вниз по Петровке в сторону Кремля с антиукраинскими лозунгами. Картина напоминала немецкие хроники 1930-х годов. Накачанные ребята, представлявшие Чечню, несли плакат “Путин и Кадыров не допустят Майдана в России”, а рядом – фотографии Немцова, подписанные “Организатор Майдана”.

После убийства Немцова Владимир Яковлев, основатель “Коммерсанта”, публично обратился ко всем журналистам, работающим в СМИ. Он говорил не только за себя лично, но и от имени покойного отца, Егора Яковлева. “Перестаньте учить людей ненависти. Потому что ненависть уже разрывает нашу страну на части. Люди ненавидят друг друга. Люди живут в безумной иллюзии, что страну окружают враги. Мальчишек убивают на войне. Политиков расстреливают у стен Кремля. Не Европа и не Америка, а наша страна находится на грани социальной катастрофы. «Информационная война» прежде всего уничтожает нас самих”[459]. Ни один враг России не мог бы нанести столько вреда стране, сколько нанесли телевизионные каналы, по которым распространялся вирус ненависти. Как наркоделец, телевидение эксплуатировало слабости и желания людей, потакая и обращаясь к худшим человеческим инстинктам и формируя зависимость от агрессии. Российская пропаганда работала именно потому, что люди хотели в нее верить. Причем многих из тех, кто испытывал такое желание, никак нельзя было назвать бедными и невежественными: напротив, они были весьма состоятельны и хорошо информированы. Опросы общественного мнения показывали, что почти половина населения России осознавала, что Кремль лжет всему миру об отсутствии российских войск на Украине, но одобряла эту ложь, видя в ней признак силы. Больше половины россиян считали, что СМИ имеют право искажать информацию в интересах государства. Главная задача информационной войны состояла в том, чтобы убедить население, будто все думают одинаково, создать страх оказаться в одиночестве, назвать морок мороком.

Морок же тем временем требовал постоянной подпитки и новых жертв. Война в Украине плавно перетекла в военные действия в Сирии. В сентябре 2015 года Россия начала бомбить сирийских повстанцев, пытаясь таким образом защитить президента Башара Асада, применявшего химическое оружие против собственных граждан. Бомбардировки Сирии были первыми военными действиями российской армии за пределами постсоветского пространства после ввода войск в Афганистан в 1979 году. Если война в Украине преподносилась и воспринималась в основном как региональный конфликт, в котором участие российских военных скрывалось, то в Сирии российские ВВС воевали открыто и действовали в одном воздушном пространстве с американскими самолетами. Операция в Сирии отвлекала зрителей от снижения интенсивности военных действий на юго-востоке Украины. Летом 2015 года и война на Донбассе, и эйфория, вызванная аннексией Крыма, стали постепенно затухать. Тогда же начали ощущаться последствия введения Западом экономических санкций в отношении России и падения цен на нефть. Реальные доходы населения постепенно снижались. Расширить конфликт в Украине можно было только путем введения регулярных войск и фактической оккупации части страны. Но платить за телевизионное шоу жизнями своих родных население не было готово, как не готово оно было и жертвовать своими доходами при неизбежном введении новых санкций. Кремль решил конфликт заморозить, в надежде на то, что Украина сама начнет разваливаться под грузом экономических и социальных проблем, отчасти вызванных войной.

В то же время после двухлетнего военного сериала о русскоязычных повстанцах Донбасса, борющихся против украинских “фашистов”, захвативших власть в Киеве, телевидение не могло вернуться к картинке мирной и спокойной жизни. Не могло оно и переключиться на внутреннюю повестку, поскольку это бы неизбежно обнаружило разрыв между нарастающими экономическими и социальными проблемами и телевизионной пропагандой “могущества державы” с ее “великими свершениями”. Путин прекрасно понимал, что именно это несоответствие между жизнью и телекартинкой подрывало успешнее любого врага эффективность советской пропаганды. Легитимность путинского режима традиционно держалась на росте благосостояния и образе великой державы. который определялся уровнем конфронтации с Америкой. Резкое сокращение доходов и потребления должно было компенсироваться демонстрацией внешнеполитических побед. Война в Сирии, проявившая слабость американской позиции, представляла идеальную возможность для Кремля. Официально Москва заявляла, что сражается с исламским государством ИГИЛ, запрещенным в России; в реальности бомбы падали на всех, кого поддерживал Запад.

Не в силах восстановить экономический рост, Путин сделал свой третий президентский срок сроком войны и мобилизации.