Говорит Вафин

И однажды вместо традиционного «свободная касса» он рявкнул в зал: пидоры бля! Пидоры самые настоящие!

Ну и там дальше в таком же духе.

Еще была отличная компьютерная видеоигра «blood».

Сейчас бы запретили ее власти, потому что много крови, кишочных материалов на стенах, мозгов на подошвах.

Игру конструировали буйнопомешанные.

Мы, дети, были в восторге.

Можно было взять в руки банку с напалмом и швырнуть в толпу невинных голых людей (так все и поступали).

Люди сгорали как фитильки, а мы, детвора, рукоплескали в розовые ладошки под сводами потрепанной хрущевки.

Страшная была игра, со смыслом, вся пропитанная оккультным духом и символами, но никто не вешался и не стрелялся, напротив, было столько сил, что, выходя после игры во двор, хотелось всех отпиздить ладошкою – и ребят, и псов, и турнички, и деревья.

Стас Лебешов сконструировал палку с гвоздем, я шел за ним и давал приказы: бей направо, бей налево!

Так мы играли в отличную компьютерную видеоигру «blood» наяву.

Никого не пришибли, но шухеру навели изрядного.

Теперь я вырос, психика моя тверже гранита, выбился давно в люди, сижу по утрам кофий пью на террасе, в усы ухмыляюсь, рабочие места создаю и целиком верен генеральной линии партии.

Меня ничем не проймешь, измену чувствую за версту.

Отжимаюсь двенадцать раз и в ладоши хлопаю в высшей точке.

На велосипеде катаюсь, седло жесткое, весь туз отбиваю в гематомы – не хнычу потом.

И закалила меня в этом отличная компьютерная видеоигра «blood.»

У меня складываются особые отношения с математиками, надо вам рассказать.

Люди они удивительные, с особенностями, что говорится.

Помню, в армии с математиком одним в наряд попал ночной.

Времени было дохуя, на КПП стояли, я ему давай хуйню лечить: мол, а что, если к собаке привязать долдон такой, чтобы звон на всю округу. Будут ли по ней стрелять офицеры?

Математик над каждой такой хуйней брал паузу минуты в три.

Молчал, замирал.

Потом отвечал: «Да, вероятно, и будут. Вот, например, старший лейтенант Лиховец вполне способен на такой поступок».

И никакой улыбки.

Так всю ночь я его заебывал, думал: «Ну теперь будет на другую сторону плаца переходить, едва меня увидит».

Даже совестливо стало немножко – что это я уж набросился с чепухой на человека.

А завтра подходит он ко мне и говорит: «Юрий, там нас опять на КПП записали через неделю, будем разговаривать вновь?»

И так со всеми математиками и всю мою жизнь.

Я стал подумывать, что тут какая-то закономерность имеется.

Жалко, что после армии я стал водку кушать и математики с орбиты моей куда-то все пропали.

А потом в люди резко выбился – и вновь ни единого математика рядом.

Придумал нового грязного андерграунд рэп-артиста:

Густаво мокрый.

Может, даже воплощу его.

Петь он будет про вонь подвалов, про звук лопающихся целок и про то, как тяжело нормальному пацану жить, когда кругом обман, маркетинг, надо работать, и бабы хотят только денег, а не сосать крокодиловые хуи у нормальных пацанов в разгромленных хрущевках за полтораху белого мишки крепкого.

Я, когда полетел в Таиланд, сделал свой мини-разговорник на английский, в котором были такие слова, как:

Чума, вошь, бедствие, понос, атака, строевым, повзводно, ошалелый, гунны, ягодка, губерния, отпетый хуесос, подмазать, гашёный, масть, извольте, мусьё, вассалитет, абордаж, туника, финикийцы.

Отвечая наперед: понадобились все.

Иногда я решаю, что пора почитать книгу. Я подхожу к стеллажам, беру первую попавшуюся, надеваю очки, сажусь в кресле.

В доме затихают – Юра изволили читать.

Минут сорок читаю, иногда вскрикивая: «Эвон, бля, как бывает» или «знамо дело, пробовали».

Потом так же заботливо убираю книгу.

Всё.

Почитамши.

Я сызмальства разницу промеж патефоном и патиссоном не улавливал. Сейчас тоже ее не вижу, но теперь и знать уже не хочу – время прошло, незачем.

Если какой человек начинает эту разницу мне пояснять, я с натянутой благожелательной улыбкой отговорщически бормочу: «Многие лета, конечно, многие лета…» – И отхожу в сторону.

Люблю чай попить с пенсионерочками. Главное, разговор направлять, чтобы они на тему болезней или очередей не вывели. Тогда можно прелюбопытнейшие истории из них вытянуть.

Вот рассказала на днях одна.

Отец помер, говорит, тогда брат пошел и гроб купил. Но отцу еще с завода выделили один гроб, ведь СССР был социалистическим государством, там заботились о будущем народа.

В сухом остатке имелось два гроба. В одном закопали, а что делать со вторым прикажете? Выкидывать? Он дорог. На Авито не продать – не было тогда его (да и сейчас не продашь, думается мне, где там раздел для гробов?).

Тогда тетке отдали на хранение, что жила в частном доме, в избе. Она гроб положила то ли в сени, то ли еще куда, запамятовал.

Да так неудачно положила, что постоянно спотыкалась об него.

Однажды наебнулась в потемках и расшибла темечко, развилась опухоль, три недели в стационаре, да тихо померла под утро.

Затеяли хоронить – а гроб, вон он стоит, прямо в сенях.

Удобно. Никуда идти не надо. Экономия, опять-таки.

И легла, говорят, справно так, словно по ней гроб делали.