Грачевский крокодил. Первая редакция

— Аль что случилось?..

— Случилось.

— Что такое?

— Пожаръ. Изъ колодца выкинуло и соломой тушить стали!

— Чудакъ голова! заговорили мужики.

— Голова на плечахъ, такъ и ноги въ сапогахъ! замтилъ Асклипіодотъ.

— Сапоги-то на теб,только отцовскіе! проговорили мужики.

— Доброму вору все впору! проговорилъ Асклипіодотъ вставая съ завалинку. — Ну что же? добавилъ онъ ероша волосы. — Угощеніе будетъ или нтъ? Коли будетъ, такъ прочту вамъ пожалуй побаску, а нтъ, такъ чортъ съ вами домой пойду!..

— Поздно, пожалуй цловальникъ отпереть побоится!..

— Становой ухалъ, кого бояться-то!

— А коли отопретъ такъ пойдемъ! проговорили мужики тоже поднимаясь. — Только побаски-то твои что-то чудны больно. Кабы отецъ Иванъ послушалъ ихъ, онъ бы теб матри вохры-то натеребилъ!

Асклипіодотъ захохоталъ и снова надвъ на бекрень фуражку сталъ вмст съ мужиками кричатъ сидльцу чтобъ отпиралъ кабакъ. Послышался изнутри стукъ, показалась въ дверяхъ сонная фигура сидльца и вс вошли въ кабакъ.

Только на разсвт возвратился Асклипіодотъ домой и не мало удивился, увидавъ своего отца укладывающимъ небольшой чемоданъ въ телжку запряженную парой лошадей, на козлахъ которой сидлъ работникъ.

— Далеко? спросилъ Асклипіодотъ отца.

Старикъ взглянулъ на сына. Онъ стоялъ предъ отцомъ въ фуражк на бекрень съ растопыренными ногами и съ руками засунутыми въ карманы полосатыхъ панталонъ; сюртукъ былъ весь выпачканъ, галстукъ развязавъ.

— Асклипіодотъ! Асклипіодотъ! проговорилъ отецъ Иванъ, — Что съ тобой!

— Нтъ, сеіозно. Вы далеко? доспрашивалъ Асклипіодотъ.

— Далеко, мой другъ. Тороплюсь къ позду чтобъ хать въ Москву.

— Разгонять тоску! подхватилъ Асклипіодотъ. — Счастливый вы человкъ.

— Нтъ, мой другъ, напротивъ, я очень несчастный.

— Счастливый! Возьмите меня съ собой!…

Но отецъ Иванъ сдъ уже на телжку, простился съ сыномъ, помолился на церковь и съ глазами полными слезъ выхалъ со двора.

Работница разказала Асклипіодоту что отецъ Иванъ долго поджидалъ его, часто выходилъ на крыльцо; что проводивъ становаго онъ долго ходилъ по комнат, тяжело вздыхалъ и плакалъ; спать не ложился совершенно, а когда стало свтать призвалъ къ себ работника и приказалъ заложитъ себ лошадей. Асклипіодотъ все это выслушалъ, а когда работница кончила, спросилъ:

— А xepecy хочешь?

Работница вдругъ закрыла лицо фартукомъ.

— Хочешь?

— Ну васъ, отставьте!

— Хочешь? приставалъ Асклипіодотъ.

— Отставьте, говорятъ. — Лучше ступайте да выспитесь.

— Можно и это. Иди приготовь постель.

Работница зашагала по ступенькамъ крыльца и ушла въ домъ, за ней пошатываясь послдовалъ и Асклипіодотъ.

X

Въ то же самое утро, только-что Анфиса Ивановна проснулась въ спальню къ ней вошла Домна и объявила что ночью что-то приходило въ садъ и что садовникъ Брагинъ не хочетъ боле жить въ такомъ страшномъ мст и проситъ сегодня же разчесть его. Анфиса Ивановна даже обмерла со страху и не замтила какъ книга вывалилась изъ ея рукъ. Домну била лихорадка. Позвала Брагина. Онъ вошелъ въ комнату мрачный и нахмуренный, а боле всего перепуганный.

— Что такое еще случилось? чутъ не со слезами спросила, Анфиса Ивановна.

— Я и самъ не знаю что! проговорилъ Брагинъ. — Но только оставаться у васъ я боле не могу. Я такихъ страховъ никогда не видывалъ.

— Да что такое? говори ради Бога.

— А вотъ что. Должно-бытъ этакъ часу во второмъ ночи вышедъ я изъ своей сторожки и послышалось какъ будто кто-то идетъ по кустамъ сырени. Я стою и слушаю. — Шумъ раздавался и вмст съ тмъ слышался какъ будто какой-то шепотъ, словно какъ кто шиплъ, и трескъ сухихъ сучьевъ. Я подумалъ себ: безпремнно крестьянскіе ребятишки пришли малину воровать либо смородину; дай думаю изловлю хошь одного. Воротился въ сторожку, обулъ валенки, взялъ дубинку и пошелъ. Около сирени остановился, слушаю: все тихо, ничего не слыхать. А ночь была темная, хоть глазъ выколи. Я пошелъ по дорожк къ малин, какъ вдругъ направо отъ меня что-то блеснуло. Я остановился, смотрю, а напротивъ-то меня, въ кустахъ-то, два огненныхъ глаза, да прямо такъ на меня та смотрятъ…. Я такъ и прислъ, да какъ крикну караулъ…. а въ ту же секунду глаза потухли, а по кустамъ пошелъ такой трескъ и шумъ что я отродясь такого не слыхивалъ.

— Крокодилъ! въ одинъ голосъ вскрикнула старуха.

— Такъ ты его видлъ? спросила Анфиса Ивановна.

— Я только видлъ два огненныхъ глаза.

— А когда ты закричалъ карауль, ты видлъ какъ онъ бросился?

— Я вамъ говорю что ночь была темная, а трескъ я слышалъ, а потомъ немного погодя я слышалъ какъ затрещалъ плетень, какъ будто кто-нибудь черезъ него перепрыгнулъ. — На крикъ мой прибжалъ Карпъ съ колотушкой. Я разказалъ ему все какъ было дло, но только что отошли мы съ нимъ отъ этого мста какъ въ акаціяхъ опять послышался трескъ…. Тутъ ужь мы давай Богъ ноги и прямо въ людскую.

— Это непремнно крокодилы и непремнно самка съ самцомъ! проговорила Анфиса Ивановна. — Кажется Знаменскій говорилъ мн что объ эту пору они кладутъ яйца…. Ты не смотрлъ, яицъ тамъ не было?

— Утромъ мы вс туда ходили и ничего окромя двухъ окурковъ тамъ не было.

— И никакихъ слдовъ незамтно?