Грачевский крокодил. Первая редакция

На этотъ разъ Асклипіодотъ прибылъ уже въ Рычи совершенно возмужалымъ. Онъ отпустилъ себ бороду, носилъ выпуклыя синія очки, волосы закидывалъ назадъ и хотя курса и не кончилъ, но все-таки чувствовалъ себя вполн готовымъ быть народнымъ учителемъ. Онъ разказалъ отцу о звуковомъ метод, о дтскихъ садахъ, о географическихъ играхъ, о метод Фрёбеля, много говорилъ о наглядномъ обученіи и кончилъ тмъ что попросилъ отца създить въ земскую управу и похлопотать объ опредленіи его въ какую-нибудъ народную шкоду. Отецъ Иванъ създилъ къ предсдателю управы, и благодушный предсдатель далъ отцу Ивану слово при первой же открывшейся вакансіи помстить его сына. Асклипіодотъ поблагодарилъ отца и въ ожиданіи вакансіи поселился въ его дом.

Въ это самое время, какъ намъ уже извстно, отцу Ивану опять пришлось выручатъ сына, для чего онъ по совту становаго и отправился въ Москву.

XII

Отецъ Иванъ проздилъ боле недли, воротился домой вечеромъ и засталъ Асклипіодота сидящимъ на крылечк.

— А, батюшка!… вскрикнулъ онъ увидавъ подъхавшаго отца. Вотъ и вы наконецъ. А ужь мы заждались васъ…. Ну что, благополучно ли създили?

Отецъ Иванъ слзъ съ телжки и перекрестился на церковь.

— Благополучно, отвчалъ отецъ, — усталъ только, спина болитъ!

— Сходите въ баньку, натритесь перцовкой и все пройдетъ!…

— Меня ужъ въ Москв натерли хорошо. Долго помнить буду… такую дали баню…

— Что такъ? спросилъ Асклипіодотъ.

Но отецъ не отвчалъ и вошелъ въ домъ. Войдя въ залу онъ снова перекрестился и изнеможенный отъ дороги опустился на кресло, приказавъ подать себ чаю…

— Вы бы лучше водки выпили! посовтовалъ Асклипіодотъ. Но видя что отецъ не въ дух, поспшилъ спросить:- ну что въ Москв новенькаго?

— Да вотъ новенькое: былъ я въ Москв у твоего пріятеля Скворцова, у котораго ты сломалъ замокъ и укралъ 200 рублей съ чмъ-то, отдалъ ему пятьсотъ и привезъ отъ него заявленіе что деньги о пропаж которыхъ онъ объявилъ онъ нашелъ.

— Подлецъ! проговорилъ Асклипіодотъ.

— Это ужъ второй разъ плачу. Первый разъ заплатилъ на станціи и теперь вотъ въ Москв; но мн не денегъ жалко, а позоръ убиваетъ меня…

— Какой же тутъ позоръ! замтилъ Асклипіодотъ:- это просто ребяческая шалость, тмъ боле что я обоимъ писалъ имъ что деньги отдамъ.

— Да, я читалъ твое письмо къ Скворцову, въ которомъ ты пишешь что какъ только умретъ твой отецъ… Ну? да будетъ толковать объ этомъ. Завтра поду къ становому и отвезу ему заявленіе Скворцова.

— Что же вамъ безпокоиться, къ становому могу създить и я.

— Нтъ, ужь я самъ.

— Я думаю, началъ Асклипіодотъ, — слдуетъ на Скворцова подать просьбу за клевету…

— За какую клевету? спросилъ отецъ Иванъ.

— Очень просто. Въ краж денегъ онъ уличалъ меня, а теперь пишетъ что деньги нашелъ. Значитъ клевета….

— Нтъ ужъ, клеветой этою мы обижаться не будемъ….

Асклипіодотъ замолчалъ. Подали чай.

— А у насъ здсь новость! проговорилъ Асклипіодотъ.

— Что такое?

— Общество составилось.

— Не трезвости ли? спросилъ старикъ. — Ужь не ты ли учредителемъ?

— Нтъ-съ. Общество ревнителей къ пополненію естественной исторіи вообще и къ поимк грачевскихъ крокодиловъ въ особенности.

— Какую же роль играешь ты въ этомъ обществ?

— Я, никакой…

— Кто же устроилъ это общество?

— Знаменскій. Все бреднями по рк бродятъ. Сегодня я посылалъ къ нимъ за рыбой: цлое ведро карасей прислали. Не прикажете да уху сварить?

Отецъ Иванъ невольно разсмялся.

— А крокодила-то поймали? спросилъ онъ повеселвъ.

— Теперь ужь два оказывается.

— Какъ два?

— Двухъ видла: самца и самку въ саду Анфисы Ивановны. Теперь ищутъ тамъ ихъ яица. Говорятъ, всю малину поломали!

Отецъ Иванъ разсмялся снова.

Посл ужина отецъ Иванъ ушелъ въ свою комнату и, утомленный отъ дороги, скоро уснулъ, а Асклипіодотъ вышелъ со двора, приказавъ работнику не запирать калитки.

Ночь была превосходная, одна изъ тхъ волшебныхъ ночей которыя даже обыкновенные ландшафты превращаютъ во что-то восхитительное и которыя, вдохновляя художниковъ подобныхъ Куинаджи заставляютъ ихъ переносить эти ночи на полотно. Все что днемъ подъ лучами палящаго солнца, среди пыльной душной атмосферы кажется намъ не заслуживающимъ вниманія, ничтожнымъ, даже пошлымъ, вдругъ при свт луны, окутанное мягкими тнями, останавливаетъ на себ вашъ взоръ и восхищаетъ васъ. Вы засматриваетесь невольно и на полуразвалившуюся избушку, а на болото заросшее камышомъ, а на втреную мельницу съ растопыренными крыльями, и на группу ветелъ растущихъ гд-нибудь вдоль ручья, и на развалившійся плетень огорода… и невольно останавливаетесь предъ картиной… Вы одни, потому что въ деревняхъ ложатся рано, вамъ никто не мшаетъ, вы мечтаете и только изрдка мечты ваши прерываются или крикомъ цапли слетвшей съ болота, или фырканьемъ спутанной на выгон лошади. Вы останавливаетесь, прислушиваетесь и слышите какъ гд-то далеко звенитъ колокольчикъ то чуть слышно, то громче, смотря по втру, а тамъ въ сторон стонутъ мельничныя колеса и шумитъ падающая на нихъ вода!…