Грачевский крокодил. Первая редакция

Выхавъ изъ воротъ, лошади затрусили рысцой и карета покатилась по гладкой дорог въ село Хованщину, имніе предводителя. День былъ жаркій, красное солнце пекло немилосердо, пыль поднималась облаками и слдовала за каретой. Брагинъ, отвыкшій здить верхомъ, отчаянно махалъ и локтями, и ногами, и какъ будто раскаивался что слъ на коня. Однако хать было необходимо и карета дребезжала и колыхалась катилась себ по дорог. Вдругъ сзади кареты раздался голосъ Потапыча, кричавшаго что есть моча: стой! стой!… Карета остановилась. Оказалось что отъ сильной тряски у Потапыча опять свалилась шляпа, а покуда онъ бгалъ поднимать ее, перепутались лошади и пришлось ихъ распутывать. Распутавъ лошадей, поздъ тронулся, но начали отвинчиваться разныя гайки и пришлось опять нсколько разъ останавливаться и завинчивать таковыя. Абакумъ слзалъ съ козелъ, и такъ какъ въ карманахъ кареты ключа не было, то пришлось завинчивать гайки руками, чуть не зубами, что и заняло довольно много времени. Анфиса Ивановна, сидя въ карет а выглядывая изъ нед словно воробей изъ скворечни, сердилась и ворчала. Но на ворчанье это ршительно никто не обращалъ вниманія.

— Скоро что ли? спрашивала она.

— Чего?

— Да Хованщина-то?

— Вотъ это отдачно! проговорилъ Абакумъ. — Только благослови Господи отъхала отъ дому, а ужь вы про Хованщину заговорили!

Гайки однако была подвинчены, и карета похалв. Анфиса Ивановна успокоилась и прислонившись къ спинк кареты даже задремала, но дремота эта вскор была нарушена раздавшимся опять-таки сзади неистовымъ крикомъ Потапыча. Оказалось что запятки отвалились прочь и Потапычъ, запутавшій было ремни за руки, тащился за каретой, едва не лишившись совершенно рукъ. Кое-какъ распутали отекшія рука Потапыча, но такъ какъ запятокъ уже не существовало, а козлы отличались лишь вышиной, а не шириной, то и пришлось посадить Потапыча въ карету рядомъ съ Анфисой Ивановной, что въ сущности вышло весьма эффектно, принимая въ соображеніе треугольную шляпу надтую поперекъ и ливрею съ краснымъ воротникомъ. Карета заколыхалась, попадавшіеся мужики принялись кланяться и Анфиса Ивановна, думая что поклоны эта адресуются ей, тогда какъ въ сущности они посылались Потапычу, видимо была довольна и углубившись въ карету принялась мечтать о предстоявшемъ свиданіи съ предводителемъ и важности возложеннаго за нее порученія; но мечты эти поминутно прерывались шляпой Потапыча, которою онъ долбилъ Анфису Ивановну прямо въ високъ.

— Скинь ты свою дурацкую шляпу! разсердилась наконецъ Анфиса Ивановна. — Ты мн вс виски продолбилъ!

— Куда же мн теперь двать ее! вскрикнулъ Потапычъ, справедливо обиженный тмъ что шляпу назвали дурацкою.

— Сними и держи на колняхъ.

Потапычъ снялъ шляпу и положилъ на колни.

Дорога пошла подъ горку и карета покатилась шибче. Мимо оконъ мелькали поля засянныя хлбомъ, среди которыхъ кое-гд правильными квадратами блла покрытая цвтами греча. Анфиса Ивановна всмъ этимъ любовалась и забыла даже про дурную примту которую видла она въ свалившейся съ Потапыча шляп.

XIV

Мелитина Петровна не ошиблась: дйствительно, у предводителя были уже прокуроръ, исправникъ, жандармскій офицеръ, мировой судья и непремнный членъ по крестьянскимъ ддамъ присутствія. Все это общество вмст съ предводителемъ и женой его сидло за большой крытой террас уставленной разными оранжерейными растеніями. На одномъ конц террасы былъ роскошно сервированъ столъ съ гастрономическою закуской и винами, къ которому иногда подходило общество подкрпиться и закусить. На небольшомъ столик нсколько поодаль стояли сигары и папиросы. Общество расположилось группами и бесдовало.

Товарищъ прокурора былъ мущина средняго роста, съ продолговатымъ сухимъ лицомъ, оловянными презрительными глазами и тонкими поджатыми губами — типъ петербургскаго чиновника изъ правовдовъ. Онъ носилъ бакенбарды какими обыкновенно украшаютъ себя прокуроры, а слдовательно и товарища ихъ; усы брилъ и одвался какъ вообще одваются прокуроры. Онъ сидлъ развалясь на кресл и покачивая ногой. Въ узд звали его «Я полагалъ бы», потому что оканчивая на суд свои заключенія, онъ говорилъ всегда: въ силу всего вышеприведеннаго и полагалъ бы, причемъ всегда какъ-то особенно напиралъ на слогъ галъ. Когда Я полагалъ бы говорилъ на суд, то онъ говорилъ такъ какъ будто противъ всего сказаннаго имъ никакихъ возраженій быть не можетъ; причемъ хлопалъ себя по колнк ладонью, вертлъ въ рукахъ каранадашъ, а когда пріостанавливался, то ставилъ карандашомъ на лежавшемъ лист бумаги точку и точку эту довольно долго развертывалъ. Походку Я полагалъ бы имлъ увренную, твердую и когда говорилъ не на суд, а въ обществ, то говорилъ не разговорнымъ языкомъ, а отборными фразами, очень громко и съ нкоторою прокурорскою интонаціей, но не имя въ рукахъ карандаша, видимо смущался и въ такихъ случаяхъ прибгалъ къ ногтямъ, на которые постоянно и смотрлъ очень близко, поднося ихъ къ глазамъ. Товарищъ прокурора пилъ изъ маленькой рюмочки англійскую горькую и закусывалъ лимбургскимъ сыромъ.