Читаем Град на стълби полностью

— Мислех, че ще си с тежки ботуши и военно сиво, Шара — казва той. — Като губернатор Малагеш, но по-креслива.

— Толкова ужасна ли съм била?

— Ти беше една много умна малка фанатичка, истински балсам за душата — казва Во. — Или най-малкото фанатизирана малка патриотка, каквито са повечето деца в Сейпур. Ако знаех, че ще се появиш, бих очаквал да нахлуеш тук като триумфиращ герой, а не да се вмъкваш през задния вход като мишчица.

— О, я млъкни, Во.

Той се смее.

— Не е за вярване, че след толкова дълга пауза толкова бързо влязохме в старите си роли! Я кажи, трябва ли да те арестувам, задето нарушаваш СР? Ти току-що изрече няколко забранени имена…

— В Световните регулации има клауза — отговаря Шара, — която изрично постановява, че местопребиваването на посланика автоматично се счита за сейпурска територия. Между другото, глупавата ти реч отпреди малко е най-дългото нещо, което съм те чувала да казваш за семейството си.

— Сериозно?

— Докато бяхме в академията, изобщо не си споменавал за тях. — Шара кимва към портрета на стената. — Определено не си казвал, че имаш брат. Приличате си много.

Усмивката на Воханес застива.

— Имах брат — поправя я той. — Не много добър брат, сигурно затова не съм ти казвал за него. Той ме научи на тавос ва, така че… вероятно на него трябва да благодарим, че ни събра. — Шара се пита доколко ироничен е коментарът му, но не стига до категорично заключение. — Умря, преди аз да замина за академията. Не с родителите ми, не по време на Чумните години, а… преди това.

— Съжалявам.

— Така ли? Аз пък не съжалявах особено. Както казах, той не беше много добър брат.

— Получил си великолепна къща от семейството си. Но и за това не спомена нито веднъж.

— Защото по онова време тази къща още не съществуваше. — Тропва с бастунчето си по каменния под. — Още щом се върнах от академията, на секундата съборих старата къща и построих тази. Разните ми законни настойници — старите тролове ходеха след мен като пиленца след квачка, честно, — всички до един бяха ужасени, не преувеличавам. А онова дори не беше истинската къща Вотров! Или поне не вековната къща, за която всички говореха. Никой не знае къде е тя сега, тя, както и останалото от Баликов. Всички просто се преструвахме, че онова е старата къща, че нищо не се е случило, не е имало Примигване, нито Велика война, нищо. Е, вече съжалявам, че включих толкова много стълби. — Примижава и докосва болното място.

— По стълбите ли си паднал?

Той кимва мълчаливо. Личи си, че го боли.

— Съжалявам — казва Шара. — Болката силна ли е?

— Когато е влажно — да. Но бъди честна с мен. — Разперва ръце и обръща глава, така че светлината да очертае профила му. — Извън това, било ли е жестоко времето към мен? Още ли съм хубавецът, в който се влюби до уши от пръв поглед? Така е, признай.

Шара устоява на желанието си да го бутне през прозореца.

— Ти си пълен задник, Во. Това не се е променило.

— Ще го приема за „да“. Ролята ти на вежлива мишчица няма да ме заблуди, Шара. Ръбовете на момичето, което познавах, никога не могат да се огладят.

— Може би не си ме познавал толкова добре, колкото си смятал — казва Шара. — Питаш ли се дали родителите ти биха одобрили тази къща, нея и малкия ти прием?

Той се усмихва широко.

— Предполагам, че биха ги одобрили толкова, колкото биха одобрили факта, че разговарям с офицер от сейпурското разузнаване.

Някой долу се смее с цяло гърло. Долита звън на счупено стъкло и хорово „ох“ в израз на съчувствие.

„Ето че стигнахме и до това“ — мисли си Шара.

— Радвам се да видя, че не си изненадана — казва Воханес. — А и не личи да го криеш. Няма начин Ашара Комейд, първенец на випуска си във „Фадхури“, племенница на външния министър и правнучка на омразния кадж, да се издигне едва до поста на културен посланик.

Тя се усмихва невесело на ласкателството.

— И макар Ашара да е често срещано име — продължава той, — Комейд… не е. Трябвало е бързо да се отървеш от него. Оттам и „Тивани“.

— Може да съм се омъжила — казва Шара — и да съм взела името на съпруга си.

— Не си омъжена — махва с ръка Воханес. Излива остатъка от питието си през прозореца. — Познавам омъжените жени. Има сигнали, знаци, които ти не излъчваш. Не те ли е страх, че някой ще те познае?

— Кой? — казва Шара. — Освен теб и мен, на Континента няма нито един студент от „Фадхури“. Всички политически контакти на семейството ми са в Галадеш. Тук има само континентали и военни, а от тях нито един не ме познава лично.

— А ако някой тръгне на лов за Ашара Комейд?

— Ще открие документи, според които тя се е оттеглила от общественото внимание и преподава в малко училище в Тохмей, в южните предели на Сейпур. Училище, което беше затворено преди четири години.

— Умно. Така. Единствената възможна причина агент от твоето, предполагам, доста високо ниво да се появи в Баликов точно сега… Трябва да е заради Пангуи, нали? Но не се сещам защо си дошла при мен. Аз избягвах професора, като да беше чумав. Противното би повлякло след себе си твърде много политика.

— Реставраторите — казва Шара.

Воханес кимва бавно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза