– А я не вижу перед собой джентльмена.
Он усмехнулся, подошел ко мне совсем близко и с легкостью засунул руки в карманы голубых джинсов. Они были такими обтягивающими, что почти трещали по швам, и я взбесилась, что вообще обратила на это внимание. Меня злило, что все девушки раздевали его взглядом и пялились на задницу – в том числе и я. Сегодня Ноа являл собой мечту каждой провинциальной девушки: белоснежная рубашка на пуговицах, те убийственные джинсы, сапоги из гладкой темной кожи и шляпа, которая завершала идеальный образ.
Если бы здесь была моя бабушка, то она бы сказала, что Ноа выглядит «эффектно». И я бы с ней согласилась.
Он был бомбой, а я знала, что нужно держаться подальше, иначе меня разорвет на части.
– Эй, – подойдя ближе, тихо сказал он. – Слушай, я и правда хотел перед тобой извиниться. И знаю, что ты хотела бы отдохнуть от всего… этого. – Он огляделся по сторонам и снова посмотрел мне в глаза. – Так что, Руби Грейс, потанцуй со мной, пожалуйста.
Ноа вытащил руку из кармана и протянул ее с нежной улыбкой. От этой улыбки я растаяла, потому что впервые кто-то заметил меня, когда я не произносила ни слова. Для остальных сегодня я была очаровательной, веселой Руби Грейс. Но Ноа видел то, чего не замечали остальные.
Казалось, так было с самого первого дня на винокурне.
Я протяжно вздохнула, но кивнула и подала ему руку, позволив вести. Энтони ушел в уборную минут за двадцать до этого, а съемочная группа отправилась за ним, и я решила, что на обратном пути он снова с кем-то разговорился. К тому же, я и так со многими мужчинами танцевала. Ноа просто станет еще одним, да и нет ничего зазорного в том, что покупательница виски потанцует со сборщиком бочек.
Если забыть о логике и объяснениях, я сама хотела потанцевать с Ноа.
И, возможно, сейчас для меня это было самым главным.
Я уставилась на свою руку, которую он держал в ладони, уводя на танцпол перед выступающей группой. Его рука была очень большой, твердой и мозолистой, запястье – крупным, а предплечья – мускулистыми и увитыми венами. Моя ладошка в его руке казалась совсем крошечной, как и изящное запястье с теннисным браслетом. Ноа был простым деревенским парнем, а я – провинциальной великосветской дамой.
И все же я с восхищением смотрела, как идеально моя ладошка смотрится в его руке.
Когда мы дошли до танцпола, он остановился, притянув меня к себе и положив одну руку на талию, а другой продолжал держать. Долго и напряженно Ноа просто смотрел на меня, разглядывая. На его губах появилась легкая улыбка, он кивнул и сделал первый шаг, начиная вести и направляя меня.
А потом мы начали танцевать.
Эта песня была известна в Теннесси – “I Cross My Heart” Джорджа Стрейта. Солист группы напевал, а танцующие легонько покачивались или ступали по танцполу.
Но Ноа…
Ноа повел меня в прекрасном вальсе.
– Где ты научился? – спросила я и расплылась в улыбке, хотя еще немного злилась на него из-за воскресного вечера.
– Что? Вальсировать?
Я кивнула.
Ноа улыбнулся, мягко развернувшись, а потом снова притянул к себе.
– С мамой. Обычно они с папой каждый день танцевали после ужина – в гостиной, на кухне, да где захотели. И после смерти папы мы сохранили эту традицию. Мы с братьями по очереди с ней танцуем. И, благослови ее господь, она обучала нас с терпением.
У меня сжалось сердце.
– Не сомневаюсь, что она это очень ценит.
– Да, – сказал Ноа, и я ждала продолжения, но он просто сглотнул, выдавив подобие улыбки, и сменил тему: – Руби Грейс, я жалею о сказанном в воскресенье вечером. Я перешел все границы дозволенного.
Он снова меня крутанул, и я обрадовалась, что мы ненадолго перестали смотреть друг другу в глаза, а потом снова закружились в вальсе. И этой передышки хватило, чтобы понять, сколько у нас сейчас было зрителей.
– Спасибо, – ответила я, впившись взглядом в одну из маминых подруг, пока она не отвернулась. Я снова посмотрела на Ноа. – Похоже, половина наших разговоров состоит из извинений.
– Ну, я же ублюдок, – честно признался он. – А ты очень упрямая.
Я прищурилась.
– Вовсе нет.
Ноа лишь ухмыльнулся и остановился, когда зазвучал припев. Чем дольше он смотрел на меня, тем шире становилась его улыбка.
– Почему не сказала, что приедет Энтони?
– Я не знала, – выпалила я, не в силах перестать защищаться. – А даже если бы и знала, не понимаю, почему должна сообщать об этом тебе.
Ноа приподнял брови.
– Я просто пытался поддержать беседу.
– Угу.
– Чего ты так защищаешься?
– Ничего я не защищаюсь, – быстро сказала я. – Просто знаю, как ты к нему относишься, и больше не хочу это обсуждать.
– Я с ним даже не знаком, – ответил он. – Я никак к нему не отношусь.
– Ну да, конечно, – сказала я, дважды крутанувшись, и снова скользнула в его объятия. – Я прочувствовала твой настрой, когда мы дегустировали виски. И помню все, что ты сказал в воскресенье.
– Я же сказал, что жалею об этом.
– Да, но говорил ли ты искренне?
Ноа сжал челюсть и долго-долго смотрел на меня, а потом закатил глаза.
– Ты бесишь меня, знаешь?
– Тогда хорошо, что это не ты на мне женишься.