Градус любви

Гас заставил меня бегать и приветствовать покупателей, с которыми я работал на протяжении всего сезона. Я убедился, что каждый из них в курсе, где стоит их бочка виски, которую после мероприятия они заберут домой, и обеспечил их всем необходимым в вип-зоне. Я фотографировал покупателей с бочками, знакомил с нашими сборщиками и с работниками, отвечающими за создание этого уникального виски, и отвечал на все возникающие у них вопросы, а потом переходил к следующему покупателю.

Это была моя стихия.

Я знал толк в виски. Знал виски «Скутер». Знал процесс сбора бочек, основы создания нашего напитка. Знал, что можно, а что нельзя рассказывать покупателям о продукте, за который они вывалили баснословные деньжищи. Знал, как обворожить толпу, произвести впечатление и поднять настроение любому, спустившему на виски столько денег. Знал, как представлять нашу компанию, как это делал мой отец.

Но не знал, как себя вести, когда в шатер для вип-гостей вошла Руби Грейс, держа под руку своего жениха.

Я понял, что это Энтони, потому что он не нуждался в представлении. Он выглядел в точности как истинный политик: темно-синий костюм, дополненный галстуком и карманным платком, начищенные до блеска парадные туфли, уложенные безукоризненной волной волосы – он словно сошел с красной ковровой дорожки какой-нибудь голливудской церемонии. Он держался уверенно и высокомерно, а таким гармоничным сочетанием не каждый мужчина мог похвастаться. Энтони казался доброжелательным, но вместе с тем грозным, и я понял, что ненавижу его, даже не имея на то веской причины.

Возможно, все дело в девушке, которую он придерживал за талию.

За ними повсюду ходила небольшая команда с микрофонами и камерами, но держалась поодаль, давая им пространство, и снимала каждый их разговор. Я решил, что это некая пропаганда для предвыборной гонки. Энтони словно блистал под направленными на него камерами.

А Руби Грейс будто хотела провалиться сквозь землю.

Она меня даже не заметила, потому как Энтони таскал ее от гостя к гостю, улыбаясь, как заправский политик, а она улыбалась намного сдержаннее. Я пристально посмотрел на нее и заметил, что Руби Грейс только пожимала руки собеседнику, а потом Энтони перенимал эстафету, завладев вниманием и ведя беседу сам.

Она была его спутницей и молча стояла рядом, чего я никак не мог взять в толк.

Если бы Энтони позволил ей высказаться, то Руби Грейс мигом бы заткнула его за пояс. Все захотели бы познакомиться только с ней. Именно Руби Грейс осветила бы это мероприятие улыбкой, сразила бы мужчин наповал своим скромным, но все же классически сексуальным платьем изумрудного цвета. У наряда был воротничок-стойка, плечи и предплечья были закрыты, но длина была чуть выше колен, выставляя в лучшем свете ее самое смертоносное оружие – убийственно длинные ноги.

Но дело не только в наряде, фигуре, улыбке или огненно-рыжих волосах. Ее выделяли из толпы преданное и отзывчивое сердце, бойкие, остроумные шутки и интеллект.

Но никто об этом не узнает, если Энтони не будет давать ей слово.

Я оторвал от нее взгляд и поднял стакан виски, стоя с двумя покупателями, с которыми познакомился зимой. Они приехали сюда прямиком из Калифорнии, чтобы забрать бочку и провести неделю в Теннесси. Пара выбрала виски с отчетливыми нотками ванили и мускатного ореха, возрождающими ощущение праздника. Когда они приехали на рождественские каникулы, этот вкус сразу же покорил их, и тогда они купили бочку. Виски приятно согревал горло, оседая в желудке с другими унциями виски, которые я уже попробовал, приветствуя гостей.

Это было приятным бонусом за работу, а сейчас придало мне столь необходимой пьяной удали.

– Приятного вечера, мистер и миссис Уиланд. Если вам что-нибудь понадобится, буду рад помочь. – Я пожал им руки и, приподняв шляпу, отошел.

И направился прямиком к Руби Грейс.

Она слушала женщину, с которой беседовал Энтони, но взгляд у нее был отстраненным и остекленевшим. Та женщина тоже пришла со своим супругом, и пара не сводила глаз с Энтони, пока Руби Грейс стояла с ним рядом, будто тень.

Когда она перевела на меня взгляд, карие глаза сразу ожили.

Сначала она меня не заметила. Но, снова посмотрев в мою сторону и увидев, что я шагаю к ней, округлила глаза, чуть приподняв брови. Я шел медленно и целеустремленно, давая ей возможность меня разглядеть. Руби Грейс никогда не видела меня в таком виде, и, судя по румянцу на щеках, ее это зацепило. Я задумался, вспоминает ли она, как мы стояли на крыльце, как я запустил в ее волосы руки и готовился поцеловать, если бы нас не прервал мой брат.

Руби Грейс приоткрыла алые губы, и у меня не осталось сомнений, что она помнила все.

Это не должно было доставлять мне удовольствие, поскольку я намеревался извиниться перед ней и уладить разногласия. Я знал, что нужно вернуться во френдзону, потому что больше мне ничего не светило.

Проклятье, но, увидев ее рядом с ним, я почувствовал, как меня охватило иное пламя. В голове снова и снова лихорадочно звучало «моя».