Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца

Сейчас уже трудно точно определить, как именно играл Федор Толстой и что тут слухи, а что правда. Известно только, что особенно любил он игру под названием «русская горка». В эту игру крупно играли ещё при екатерининском дворе — по смыслу и духу она прекрасно подходила фаворитам, царедворцам и авантюристам, всегда готовым сыграть с судьбой в орел и решку. В «горке» две карты сдаются в открытую, две в закрытую, деньги ставятся на кон, то есть кладутся на стол. Можно играть и втемную, то есть ставить деньги на закрытые карты. Учитывая, что играли на тысячи и десятки тысяч, на поместья и состояния — понимаешь, что это уже близко к русской рулетке с её вращающимся барабаном и одним патроном. Граф Толстой любил «горку» потому же, почему любил дуэль: в такой игре есть риск, есть похвальба и прямое столкновение характеров. Кто более смел в похвальбе, у кого больше наглости и сильнее нервы — тот и побеждает.

В девятом часу, под вечер, приехать в Англицкий клуб, пройтись по ярко освещенным залам, в одиночестве поужинать, неспешно выпить французского вина и, чувствуя приятный прилив сил, сесть наконец за зеленое сукно и после первого выигрыша не брать денег, а загнуть угол карты, то есть удвоить ставку, и потом опять загнуть, и ещё раз, и опять, взвинчивая ставки до тех пор, пока посередине стола не возникнет гора из ассигнаций и лица понтеров не пойдут красными пятнами — вот в чем наслаждение игрока, играющего по крупному. Американец не один был такой. Тут, в Англицком клубе, играл и Савва Михайлович Мартынов, знаменитый игрок тех лет, для которого карты были чем-то вроде профессии. Этот расчетливый и трезвый человек (на два года младше Толстого) на карточной игре построил всю стратегию своей жизни. Сирота в шестнадцать лет, отставной прапорщик в восемнадцать, владетель 50 мужских и 47 женских душ и безобразного чернявого лица — он начал играть в юном возрасте в родной Пензе, обыграл там всех и затем переехал в Москву, как переходят в высшую лигу. Здесь он задержался надолго, потому что здесь было с кем играть всерьез. Много позднее, уже богатым человеком, владельцем дома в столице, 1200 душ и миллиона рублей, Мартынов объяснял молодым людям теорию вероятностей применительно к карточной игре. Этот предтеча Эйнштейна играл в Англицком клубе каждый вечер и непременно должен был рано или поздно очутиться за одним столом с Федором Толстым. Один, играя, сидел прямо и морщил в улыбке свое узкое чернявое лицо, другой раскидывал свое грузное тело в кресле привольно и со спокойным благодушием хозяина поглядывал на банкомета и понтеров. Глаза их периодически встречались и, надо полагать, никто не уступал. В конце концов, в результате десятилетий постоянной игры, Савва Мартынов переехал в Санкт-Петербург и устраивал для высшего света музыкальные салоны, а Федор Толстой остался в своей подмосковной деревеньке и пил там водку и бордо. Он не разорился и не разбогател, хотя несколько раз и разорялся, и богател. Один играл для того, чтобы достичь богатства и через это положения в свете, другой играл для того, чтобы насладиться риском и побыть в опасности. Каждый своего достиг.