Граф Соколовский и две чашки чая

Александр Константинович пытался выяснить, где бы могла находиться Софья Дмитриевна, но ответы хозяйки дома оставались неопределёнными и до странного невозмутимы. Столь спокойное отношение матери к исчезновению дочери вызывало у графа противоречивые чувства. В какой-то момент он поверил словам Красненской, что дочь попросту сбежала от Наивенкова, но в то же время граф распознал жесты, свидетельствующие о лжи. Во время разговора о пропаже дочери Красненская то поджимала губы, то потирала запястье, что выдавало её волнение и, возможно, ложь.

Граф попрощался с хозяйкой дома и в сопровождении толпы детей направился к коляске. Уже спустившись с крыльца, он остановился и повернулся к детям. Граф передал одному из ребят серебряную трость и левой рукой достал из внутреннего кармана небольшую жестяную коробочку.

– А скажите, милые дети, что вы кушали воскресным вечером?

– Гречневую кашу.

– И пирог к чаю, – вспомнила маленькая девочка лет пяти.

– Какие вы милые, – улыбнулся граф. – Берите.

Граф протянул им коробочку с мятными леденцами. Несколько рук поспешили схватить угощение. Дети торопливо поблагодарили хорошо одетого господина.

– Угощайтесь. А пирог мама испекла?

– Нет. Соня. С нами она сидела.

– Да что вы говорите? Так, это занятное дело. Знаете, забирайте всё.

Александр Константинович высыпал оставшиеся леденцы в детские ручонки. От одной из девочек сыщик выяснил, где снимал квартиру Беленко, покровительствовавший этой семье. Соколовский спрятал опустевшую коробочку, забрал свою трость и поблагодарил детей за помощь.

Но прежде чем посетить господина Беленко граф отправился на Литейную, где держал ювелирную лавку процентщик Стаевский. Покинув коляску, Александр Константинович немного прошёлся пешком. Искомая ювелирная лавка с входом с улицы располагалась по соседству с одной кафе-биллиардной. Появление Александра Константиновича ознаменовалось коротким деловым уведомлением колокольчика, висевшего над дверью. Лавка была заполнена витринами с драгоценностями, небольшими статуями и бюстами персонажей из древнегреческой мифологии, разносортными картинами, среди которых откровенно плохих не было вовсе. Рядом с прилавком стояли двое мужчин, обернувшиеся на дверь при звоне колокольчика.

– Рад приветствовать вас, милостивый государь, – раздался из-за прилавка приторно-любезный голос.

Голос принадлежал высокому худому владельцу лавки. Впрочем, он не был так уж худ, но такое впечатление складывалось из-за его роста и слишком узкого костюма. Внимание всякого, кто входил в лавку, сразу же завоёвывал его расстёгнутый бархатный пиджак яркого малинового цвета. Брюки и жилет были более тёмного цвета, близкого к бурому. Белоснежная рубашка, расстёгнутая на две верхние пуговицы, как бы говорила о раскованности хозяина. Шею ювелира скрывал короткий белый шарф в чёрный горошек. Боковой пробор этого франта был сильно смещён влево. Напротив прилавка висело огромное зеркало, с помощью которого ювелир постоянно любовался своим отражением. Вот опять, едва взглянув на нового посетителя, он кинул взгляд на зеркало и оценил свои аккуратно уложенные вправо светло-русые волосы и тоненькие усики. Он был влюблен в эти усы так же сильно, как и в прекрасную богиню Венеру, воплощённую мастером Боттичелли.

– Доброго дня, любезный. Я, Александр Константинович, граф Соколовский.

Лицо ювелира озарила настолько радостная улыбка, которой у него не возникало даже при виде родной матушки. Он тут же позабыл о двух других посетителях, с которыми секунду назад вёл какую-то деловую беседу.

– Я несказанно рад присутствию Вашей сиятельнейшей особы. Прошу Вас, граф, не стойте у порога. Моё скромное заведение будто бы стало светлее от вашего присутствия в нём, предусмотренного самым Провидением.

Движения ювелира стали резкими, размашистыми. Он постоянно размахивал руками, словно желая прикоснуться до графа и останавливая себя в последний момент.

– Я пришёл сюда по делу…

– Ох, разумеется! Такая персона, как Вы, просто не может позволить себе проводить время в бессмысленных развлечениях и глупых происшествиях. Безделье, приводящие ум в негодность, как ржавчина, поедающая отлаженный механизм, не властно над гигантами мысли. Лишь над смертными, подобным мне и этим бедным господам, оно властвует безраздельно. И мы носимся по жизни, как несчастная пушинка в ураган.

«Бедные господа» в изумлении глядели на расшаркивающегося ювелира, минуту назад говорившего с ними тоном, который наиболее точно можно описать словом «прокурорский».

– Милейший, я пришёл сюда для встречи с господином Стаевским, – пресекая поток слов навязчивого ювелира, сказал граф.

– О! И вновь мне улыбнулась фортуна! В последнее время судьба меня балует, что, непременно, предвещает скорые бедствия для моих вложений. Как известно, колесо фортуны всегда в движении, и после возвышения всегда следует падение вниз. Умный человек должен быть всегда готов к этому. О, я уверен, Ваше сиятельство, Вы всегда готовы к худому развитию событий.