Графиня де Монсоро

— Хоть бы он задохнулся от ярости, тогда честь лекаря была бы спасена.

Но Монсоро не умер. Напротив того, на десятый день пути он въехал в Париж, чувствуя себя значительно лучше.

Решительно, Одуэн был очень умелым врачом, более умелым, чем этого хотелось бы ему самому.

За те десять дней, что длилось путешествие, Диане удалось силой своей любви преодолеть гордыню Бюсси. Она уговорила его явиться к Монсоро и извлечь все выгоды из дружбы, в которой его заверял граф. Предлог для визита был самый простой: здоровье графа.

Реми лечил мужа и передавал записки жене.

— Эскулап и Меркурий, — говорил он, — в одном лице!

XXXV О ТОМ, КАК ПОСОЛ ГЕРЦОГА АНЖУЙСКОГО ПРИБЫЛ В ПАРИЖ, И О ПРИЕМЕ, КОТОРЫЙ ЕМУ ТАМ ОКАЗАЛИ

Время шло, а ни Екатерина, ни герцог Анжуйский не появлялись в Лувре, и слухи о распре между братьями становились все настойчивее и многочисленнее.

Король не получал никаких известий от своей матери, и вместо того чтобы согласиться с пословицей “Отсутствие новостей — хорошие новости”, он, напротив, говорил себе, покачивая головой: “Отсутствие новостей — плохие новости”.

А миньоны добавляли:

— Франсуа, слушаясь дурных советов, должно быть, не отпускает вашу матушку.

“Франсуа, слушаясь дурных советов…” Действительно, вся политика странного царствования Генриха III и трех предшествующих царствований сводилась к этому.

Дурных советов послушался король Карл IX, когда он, пусть и не приказывал избивать гугенотов, но, во всяком случае, допустил Варфоломеевскую ночь. Дурных советов послушался Франциск II, когда он дал распоряжение об Амбуазской резне. Дурных советов слушался отец этого вырождающегося семейства, Генрих II, когда отправлял на костер столько еретиков и заговорщиков, пока его самого не убил Монтгомери; последний, как говорят, тоже послушался дурных советов, поэтому-то его копье и угодило столь неудачно прямо под забрало королевского шлема.

Никто не осмелился сказать Генриху III: “В жилах вашего брата течет дурная кровь, он хочет, как это повелось в вашем роду, лишить вас трона, постричь вас в монахи или отравить. Он хочет поступить с вами так же, как вы поступили с вашим старшим братом и как ваш старший брат поступил со своим старшим братом, — так, как ваша мать всех вас научила поступать друг с другом”.

Нет, короли тех времен, и в особенности короли XVI века, почли бы эти слова за оскорбление, ибо в те времена король был человеком. Только цивилизации удалось превратить его в такую копию Господа Бога, как Людовик XIV, или породить такой безответственный миф, как конституционный монарх.

Поэтому миньоны и говорили Генриху III:

— Государь, вашему брату дают дурные советы.

И поскольку лишь один-единственный человек и по праву, и по уму мог советовать герцогу Анжуйскому, то вокруг Бюсси собирались тучи, с каждым днем все более тяжелые, готовые разразиться грозой.

Уже на королевских советах обсуждали средства устранения врага, а в узком кругу — способы его убийства, когда распространился слух, будто герцог Анжуйский направил к королю своего посла.

Откуда взялся такой слух? Кто его породил? Кто его пустил? Кто распространил?

Ответить на эти вопросы так же нелегко, как объяснить, откуда возникают воздушные вихри над землей, пыльные бури над полями, вихри молвы над городом.

Некий злой дух оснащает крыльями особого рода слухи и выпускает их в полет, словно орлов.

Когда слух, о котором мы упомянули, дошел до Лувра, он вызвал там всеобщий переполох.

Король побледнел от гнева, а придворные, как всегда, в преувеличенном виде повторяя чувства своего господина, посинели.

Со всех сторон слышались клятвы.

Трудно было бы перечислить здесь все эти клятвы, но, среди прочего, клялись в том, что:

если посол стар — над ним потешатся, поглумятся, а потом отправят его в Бастилию;

если он молод — он будет разрублен пополам, изрешечен пулями, изрезан на мелкие кусочки, которые разошлют по всем провинциям Франции как свидетельство королевского гнева.

А миньоны, по своему обыкновению, принялись натачивать рапиры и упражняться в фехтовании и в метании кинжала. Шико предоставил своим шпаге и кинжалу лежать в ножнах и погрузился в глубокие размышления.

Король, видя Шико в задумчивости, вспомнил, что однажды в некоем трудном вопросе, который потом прояснился, Шико оказался одного мнения с королевой-матерью, а королева-мать была права.

Убедившись, что в Шико воплощена мудрость королевства, он обратился с вопросами к нему.

— Государь, — отвечал тот по зрелом размышлении, — либо его высочество герцог Анжуйский направил к вам посла, либо он его к вам не направил.

— Клянусь Богом, — сказал король, — стоило тебе сидеть, подперев щеку кулаком, чтобы придумать эту замечательную дилемму.

— Терпение, терпение, как говорит на языке мэтра Макиавелли ваша августейшая матушка, да хранит ее Бог! Терпение.

— Ты видишь, оно у меня есть, — сказал король, — раз я тебя слушаю.