Графиня де Монсоро

XXXVI ГЛАВА, КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ ВСЕГО ЛИШЬ ПРОДОЛЖЕНИЕМ ПРЕДЫДУЩЕЙ, СОКРАЩЕННОЙ АВТОРОМ ПО СЛУЧАЮ НОВОГОДНИХ ПРАЗДНИКОВ

В парадной зале возвышался трон Генриха III.

Вокруг него шумно толпились возбужденные придворные.

Король сидел на троне грустный, с нахмуренным челом.

Все взоры были устремлены на галерею, по которой капитан гвардии должен был ввести посла.

— Государь, — сказал Келюс, склонившись к уху короля, — знаете, как зовут посла?

— Нет, что мне в его имени?

— Государь, его зовут господин де Бюсси. Разве оскорбление от этого не становится в три раза сильнее?

— Я не вижу, в чем тут оскорбление, — сказал Генрих, стараясь сохранить хладнокровие.

— Быть может, ваше величество и не видит, — сказал Шомберг, — но мы-то, мы прекрасно видим.

Генрих ничего не ответил. Он чувствовал, как вокруг трона кипят гнев и ненависть, и в душе поздравил себя, что сумел воздвигнуть между собой и своими врагами два таких мощных защитных вала.

Келюс, попеременно то бледнея, то краснея, положил обе руки на эфес своей рапиры.

Шомберг снял перчатки и наполовину вытащил кинжал из ножен.

Можирон взял свою шпагу из рук пажа и пристегнул ее к поясу.

Д’Эпернон подкрутил кончики усов до самых глаз и пристроился за спинами товарищей.

Что касается Генриха, то он напоминал охотника, который слышит, как его собаки рычат на кабана: предоставив своим фаворитам полную свободу действий, сам он теперь только улыбался.

— Введите, — сказал он.

В зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, можно было услышать, как в этой тишине глухо рокочет гнев короля.

И тут в галерее раздались уверенные шаги и гордое позвякивание шпор о плиты пола.

Бюсси, с высоко поднятой головой и спокойным взглядом, вошел, держа в руке шляпу.

Надменный взор молодого человека не остановился ни на одном из тех, кто окружал короля.

Бюсси прошел прямо к Генриху, отвесил глубокий поклон и стал ждать вопросов. Он стоял перед троном гордо, но то была особая гордость, гордость дворянина, в ней не было ничего оскорбительного для королевского величия.

— Господин де Бюсси? Я полагал, что вы в дебрях Анжу.

— Государь, — сказал Бюсси, — я действительно был там, но, как видите, меня там уже нет.

— Что же привело вас в нашу столицу?

— Желание принести дань моего глубочайшего почтения вашему величеству.

Король и миньоны переглянулись, было очевидно, что они ждали иного от несдержанного молодого человека.

— И… ничего более? — довольно высокомерно спросил король.

— Я прибавлю к этому, государь, что мой господин, его высочество герцог Анжуйский, приказал мне присоединить его изъявления почтения к моим.

— И ничего другого герцог вам не сказал?

— Он сказал мне, что вот-вот должен выехать с королевой-матерью в Париж и хочет, чтобы ваше величество знали о возвращении одного из ваших самых верных подданных.

Король, почти задохнувшись от изумления, не смог продолжать свой допрос.

Шико воспользовался этим перерывом и подошел к послу.

— Здравствуйте, господин де Бюсси, — сказал он.

Бюсси обернулся, удивленный, что в этой толпе у него мог найтись друг.

— А! Господин Шико, приветствую вас от всего сердца, — ответил он. — Как поживает господин де Сен-Люк?

— Отлично. Он сейчас прогуливается возле вольеров вместе со своей супругой.

— Это все, что вы должны были сказать мне, господин де Бюсси? — спросил король.

— Да, государь, если есть еще какие-нибудь важные новости, его величество герцог будет иметь честь сообщить их вам лично.

— Прекрасно, — сказал король.

И, молча встав с трона, он спустился по его двум ступеням.

Аудиенция окончилась, толпа придворных рассеялась.

Бюсси заметил уголком глаза, что четверо миньонов окружили его и как бы замкнули в живое кольцо, исполненное напряжения и угрозы.

В углу залы король тихо беседовал с хранителем печати.

Бюсси сделал вид, что ничего не замечает, и продолжал разговаривать с Шико.

Тогда король, словно и он был в заговоре и хотел оставить Бюсси в одиночестве, позвал:

— Подите сюда, Шико. Мы должны вам кое-что сказать.

Шико поклонился Бюсси с учтивостью, по которой за целое лье можно было узнать дворянина.

Бюсси ответил ему не менее изящным поклоном и остался в кольце один.

И тогда его поза и выражение лица изменились: с королем он держался спокойно, с Шико — вежливо, теперь он стал любезен.

Увидев, что к нему приближается Келюс, он сказал:

— А! Здравствуйте, господин де Келюс. Окажите мне честь: позвольте спросить вас, как поживает ваша компания?

— Довольно скверно, сударь, — ответил Келюс.

— Боже мой! — воскликнул Бюсси, словно обеспокоенный этим ответом. — В чем же дело?

— Есть нечто такое, что нам ужасно мешает, — ответил Келюс.

— Нечто? — удивился Бюсси. — Да разве вы и все ваши, и в особенности вы, господин де Келюс, недостаточно сильны, чтобы убрать с дороги это нечто?

— Простите, сударь, — сказал Можирон, отстраняя Шомберга, который шагнул вперед, чтобы вставить свое слово в этот обещавший сделаться интересным разговор, — господин де Келюс хотел сказать не “нечто”, а “некто”.