Графиня фон Мален

Только не знает мерзавец, с кем говорит, думает, что господина пришлого одурачит, но господин многое повидал за свою беспокойную жизнь, он слышал, что краски для сукна – товар цены немалой. Это и по ящикам видно: ящики из дерева хорошего, крепкого, без щелей, с плотными крышками. Кавалер, видя, что мерзавец ему врет, спрашивает у человека еще что-то. Оказалось, что самого купчишки нет, а тонконогий всего лишь приказчик. Приказчик тот еще плут, врал, где мог, да изворачивался, что, дескать, товар честно купленный, но с ним кавалер даже и говорить на стал. Велел опять предателя позвать. Как пришел Виллим Хойзауэр, так кавалер и спросил у него:

– Краски для сукна у Железнорукого покупали?

– Ну а то у кого же? – сообщил Виллим Хойзауэр. – С ними, помню, другая история была: купчишка, что их вез, заплатил за проход по реке, но показалось рыцарю фон Эрлихенгену, что мало. Он отправил человека к купцам, а те сказали, что краски такие стоят в три раза против оплаченного. Рыцарь и осерчал, краски велел забрать, а купчишку бить. Ой, как того били, живого места не оставили.

Тонконогий плут начал было оправдываться, но Волков выслушивать все это и не думал, не стал даже спрашивать, заплатил ли хозяин за товар, а сразу сообщил ловкачу:

– Товары забираю. Воровством они добыты.

– Вот как? – удивился тот. – Дозволите ли сию весть передать хозяину склада?

– Ступай, передай, – милостиво дозволил кавалер и тут же велел рабочим да возницам: – А вы не стойте, все ко мне в лагерь везите. – И пошел в соседний амбар, оставив и тут сержанта из своих гвардейцев.

В других амбарах товаров было меньше, расторопные хозяева уже успели вывезти половину, а из одного амбара так все свезли, но тем не менее всякого доброго товара было немало. Так он нашел и лист медный, и медь в хороших количествах, и парусину крепкую, и отлично выбеленный холст, и башмаков добротных триста пар, и дегтя девять бочек, и уксус необыкновенно крепкий, очень дорогой, и всякое другое. Кавалер, прицениваясь, думал, что тех товаров будет тысяч на тридцать, притом что на многие товары он верной цены не знал и стоимость их явно занижал.

Последний амбар, запертый, он велел взломать, когда солнце уже золотило верхушки деревьев на западе. А амбар этот оказался пуст. И тогда кавалер сказал капитану фон Реддернауфу, что едет спать, а его оставляет за старшего и просит проследить за погрузкой и доставкой добра в лагерь. И капитан заверил, что ничего не упустит.

Проснулся Волков от духоты: полог шатра был закрыт, а солнце поднялось уже высоко, внутри становилось жарко. Около шатра кто-то тихо разговаривал, один голос полковник тут же узнал, то был голос юного Курта Фейлинга, а второй голос – невыносимо знакомый, с заметной хрипотцой, резкий, но вспомнить обладателя сего голоса кавалер поначалу не смог.

– Фейлинг! – крикнул Волков.

Тут же полог отлетел в сторону, и в шатре стало светлее.

– Звали, кавалер? – спросил мальчишка, появляясь на пороге.

– Кто там?

– Капитан-лейтенант прибыли, – сообщил оруженосец.

– Брюнхвальд! – воскликнул Волков, сразу вскочив с постели.

– Я здесь, господин полковник! – Карл Брюнхвальд собственной персоной показался на пороге шатра, аккуратно отстраняя оруженосца.

Волков, не разглядев его как следует, не раздумывая, как был в исподнем, кинулся к нему, обнял крепко.

– Как я рад, друг мой, что вы на ногах… Мне вас очень не хватало!

– А я так грущу, что не был при вашей победе, – говорит капитан-лейтенант, тоже обнимая Волкова и уронив при этом костыль, на который до этого опирался.

– О! Да вы с палкой, друг мой, как ваша нога?

– Весьма сносно, мясо заросло хорошо, без гнили, но лекарь сказал ходить с палкой, пока кость не окрепнет. Вот… теперь хожу.

– Проходите, проходите… Садитесь. – Волков поднял палку и протянул старому товарищу. – Гюнтер, мыться, одежду, завтрак!

Кажется, не было на этом свете человека, которого он был рад видеть больше, чем Карла Брюнхвальда. Разве что одна рыжая дама могла оспорить это первенство, но в этом старый солдафон даже себе не признался бы. Хотя с того дня, как отправил ей письмо, он все время ждал от нее ответа.

А пока Волков поспешно мылся, одевался, и не прошло и десяти минут, как они с капитан-лейтенантом сидели под навесом, на теплом ветерке, что бывает в конце мая, и наслаждались завтраком.

– Так расскажите, как взяли лагерь? – спрашивал Брюнхвальд. – Вы представить себе не можете, какое было уныние среди раненых там в Бад-Тельце, когда поначалу узнали, что фон Беренштайн не смог даже перейти реку. Генерал и не остановился там, чтобы рассказать, как все было. Переговорил только с фон Боком, никому больше ничего не сказал и, не удостоив нас даже кивком головы, уехал к себе в Нойнсбург.