Графиня Листаль

Поле битвы было заранее известно, драма должна была разыграться в суде. Сомневаться было невозможно. Бланше будет безпощаден, ужасный скандал угрожает графу Листаль, второму мужу жены каторжника, убийцы.

Что было Морису за дело, что графиня Листаль погибнет? Да к тому–же, разве это не было–бы для нея справедливым искуплением всех ея преступлений. Но вместе с нею пострадают и двое невинных: граф и его дочь, Берта.

Кроме того, Морис не мог забыть, что графиня Мариен заботилась о детстве его невесты; ему казалось, что презрение, которым будет наказана графиня, отразится и на этой невинной девушке.

Морис был человек решительнаго характера. Он любил идти на встречу опасности и чем более он видел близость и неизбежность этой опасности, тем он чувствовал в себе более энергии бороться против нея. Так поступил он и в этом случае. Он отправился в отель Прованс и велел доложить о себе графине.

Между тем, опасения и безпокойство графини Листаль, мало по малу, уничтожились. Ей казалось, что Нед не мог ничего сказать. Что–же касается отсутствия Мориса, то она приписывала его капризу, а, может быть, даже исчезновению той любви, которую он чувствовал к Берте. Во всяком случае, она легко привыкла к его отдалению. Она чувствовала себя спокойнее вдали от проницательных взглядов Мориса, которые, казалось, проникали в самыя сокровенныя тайники ея души.

Услышав имя молодаго человека, она сделала жест удивления и в тоже время неудовольствия.

Почему он возвращался? Почему, зная, что, граф ждет его давно и желает видеть, Морис сделал свое первое посещение ей?

Тем не менее, графиня приказала просить его к себе.

Комната графини Листаль была вся голубая, сама Мариен полулежала на отоманке. От голубой обивки резко отделялись ея золотистыя волосы, образовывавшие как–бы ореол вокруг ея бледнаго лица.

Морис остановился в нескольких шагах от нея и поклонился.

— Наконец–то вы вспомнили нас, сказала графиня самым любезным тоном, мы все здесь сожалели, что вы покинули нас.

Морис чувствовал себя неловко. Лицемерие этой женщины казалось для него опаснее гнева Седьмаго–номера.

— Графиня, сказал он, мне надо переговорить с вами об одном, весьма важном деле…. настолько важном, что, смею вас спросить, совершенно–ли мы одни?

— Мы совершенно одни, с удивлением отвечала графиня.

— И вы уверены, что звук наших голосов и смысл наших слов не может даже случайно быть кем–нибудь услышаны?…

— Никто не может нас услышать. Но меня удивляют эти таинственныя предосторожности и вы меня очень обяжете, обяснив….

Морис подошел к ней…. Мариен инстинктивно отодвинулась назад.

— Угодно–ли, госпожа Мэри Бланше, выслушать меня, сказал молодой человек.

Мариен вскочила со своего места, широко открыв глаза. Зубы ея были стиснуты, она не могла выговорить ни слова. Эти слова страшно оскорбили ее; она чувствовала ужасный гнев….

— Я сказал Мэри Бланше…. повторил Морис.

Холодный пот выступил на лбу несчастной. Она сделала жест рукой, точно прося минуты сроку, чтобы придти в себя. Она чувствовала потребность оправиться от ужаснаго удара, который поразил ее. Страшным усилием ей удалось победить свое волнение и, подняв голову, она могла даже улыбнуться и сказать:

— Я вас не понимаю…

— Ваше волнение опровергает ваши слова, перебил ее Морис, который спокойно следил за ужасным впечатлением, произведенным его словами. Вы Мэри Виллинс, жена Бланше, приговореннаго к смерти в Гваделупе, за убийство Эдуарда Стермана, вашего любовника…

Мариен снова вскочила с софы, на которую опять было села и, схватив за руку Мориса, она наклонилась к его лицу.

— Вы дорого заплатите за ваши слова, прошептала она, и что бы ни случилось, я их не забуду… и графиня Листаль сумеет отмстить за себя…

Морис освободился от ея руки и сделал шаг назад.

— Вы забываете, сударыня, сказал он, что графиня Листаль более не существует… между нею и Мэри Бланше лежит преступление….

— Вы забываете также, сударь, что никто в свете не может доказать того, что вы утверждаете так необдуманно, и что если вы прибавите еще хоть одно слово, то сам граф Листаль велит лакею вытолкать вас за дверь…

Мариен была ужасна в своей сдержанной ярости. Ея лице было бледно, как лице покойника.

Морис оставался, по прежнему, спокоен. Первый удар попал метко. Преимущество осталось за ним.

— Позвольте мне, сударыня, дать вам один совет, сказал он, вы слишком скоро выходите из себя и, поверьте, что если я пришел поговорить с вами, то, значит, для этого были важныя причины. Вам придется, может быть, долго говорить…. поэтому, будьте так добры, одолжите мне на несколько минут вашего внимания.

Графиня чувствовала, что хладнокровие Мориса брало над ней перевес, но, тем не менее, гордость ея все еще возмущалась.

— Впрочем, подумала она, лучше всего узнать сначала, чего хочет этот человек.

— Говорите, сказала она, снова садясь.

— Предположим, сударыня, продолжал Морис, что мы говорим о третьем лице… положение котораго очень опасно…. и которое надо спасти.

— Спасти! вскричала графиня, с новым изумлением.