Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Обращает на себя внимание тот факт, что некоторые неузуальные причастия у разных авторов референциально связаны с любовью и, соответственно, образуются по грамматической аналогии со словом любимый: звонимой, веримый, спимая, целома.

Еще одно важное явление при употреблении страдательных причастий настоящего времени у современных поэтов – контекстуально совмещенная омонимия этих причастий в краткой форме с 1‐м лицом глаголов:

И, просекаемый сейчас,
Терновник мглист,
И еле слышим

мягкий смех,Чуть видим лик.

Сергей Вольф. «Полезно опусканье глаз…»

[867] ;

На утренней поверхности возникнув,
к полудню тени убывают под пяты́,
Подножья, цоколи их вертикалей (Именные
Столпы – Троянов, скажем, и Александрийский,
И безымянные столбы.) затем вытягиваются и пропадают.
Вестимо, нарушаем

, как и многое под солнцем,И сей уклад – на то вторичный свет
Луны и рукотворный.

Михаил Еремин. «На утренней поверхности возникнув…»

[868] ;

Над краем вор воротника
Поглядывает глазом карим,
Под белокурьем парика
Похож на брата-двойника,
Во мгле прохожими толкаем.

Мария Степанова. «О воре»

[869] ;

Русь!
Ты не вся поцелуй на морозе…

Не программируем

твой позитив.

Все мафиози и официози

входят в кооператив.

Евгений Бунимович.

«Русь! Ты не вся поцелуй на морозе…»[870].

На такую омонимию обратила внимание Н. М. Азарова. В результате анализа многочисленных примеров она выдвинула гипотезу:

Возможно усмотреть в русском философском и поэтическом текстах наличие регулярного сопряжения категории лица с категорией залога в неличной форме на -ем/-им под влиянием или в ситуации непосредственной близости с личной формой первого лица множественного числа глагола, что ведет к имплицированию категории лица (персональности) в форме на -ем/-им (Азарова 2010: 166–167).

Фокусируя внимание на теме «субъект и объект», добавлю, что в первом примере личными формами глаголов слышим, видим обозначен грамматический актив, а следовательно, существительными смех, лик обозначены объекты сенсорного восприятия. Если же интерпретировать слова слышим, видим как страдательные причастия, то существительные смех, лик оказываются обозначением грамматических субъектов. Конечно, в ранговой иерархии актантов приоритетен актант мы, но его неэксплицированность местоимением (в ситуации омонимии, несомненно очевидной для автора текста) заставляет читателя воспринимать слова слышим, видим как равноправные в своей грамматической двойственности.

Для восприятия неузуальных причастий на -м– в современной поэзии важно иметь в виду, что подобные формы употреблялись в литературе XVIII–XIX веков чаще, чем позволяет современная норма (см. примеры: Князев, указ. соч.: 490–492), поэтому сейчас в них можно видеть традиционные поэтизмы.

При этом проявляются тенденции, общие для современной поэзии: установка на антипафос и, соответственно, полистилистику, перемещение многих языковых экспериментов из пространства игры в пространство серьезных высказываний, доминирование парадигматики над синтагматикой.

Возможно, страдательные причастия настоящего времени оказались настолько востребованы современной поэзией потому, что они связаны с категорией потенциальности (Откупщикова 1997: 11–14), и многие поэтические вольности при употреблении таких причастий соотносятся со сменой философских парадигм на границе ХХ и XXI веков, состоящей, по концепции М. Эпштейна, в смене модальностей от сущего и должного к возможному (Эпштейн 2001: 53).

ГЛАВА 11. ДЕЕПРИЧАСТИЯ