Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Под ветвями словесными,

   в сени зеленой, древесной
Прячутся деепричастия —
   ящерицы языка
Рыщут, мигая чешуйками,
   с золотыми играючи змейками
В многотравьи причудливом,
   в чаще по имени Ща

Сергей Стратановский

Деепричастие – категория развивающаяся, особенно активно в XIV–XVIII веках (Булаховский 1954: 124; Кунавин 1993; Абдулхакова 2007; Биккулова 2010).

А. С. Петухов обращает внимание на активизацию деепричастий в конце ХХ века, объясняя это явление потребностью компрессии речи:

Зачем же тогда деепричастия? Очевидно, они позволяют несколько сокращать, уплотнять высказывания, что, несомненно, повышает динамику речи и, вероятно, ее скорость. Именно поэтому в наше время общего повышения темпа жизни деепричастия стали очень употребительными наперекор утверждениям в пособиях по стилистике 15–20-летней давности. Тогда использование деепричастий считалось стилевым признаком книжной речи (см., например, в кн.: М. Н. Кожина. Стилистика русского языка. М., 1977. С. 138–139). В последние годы, едва ли не совпавшие с перестройкой, речь – и устная и письменная – оказалась буквально нашпигована деепричастиями <…> Широкое использование деепричастных оборотов приняло массовый характер. <…> Особенности книжной речи стали интенсивнее проникать в устную бытовую речь (Петухов 1992: 59, 63).

Исследователи отмечают, что деепричастия больше всего востребованы в художественных текстах и, может быть, особенно в поэзии, что объясняется, во-первых, их синкретизмом – совмещением свойств глагола и наречия, во-вторых, компрессией высказываний, в-третьих, обособлением, а значит, и интонационным выделением деепричастных оборотов.

О. С. Биккулова, автор раздела «Деепричастие» в «Корпусной грамматике русского языка», пишет, что «поэтический текст является для авторов полем для экспериментов с деепричастными оборотами и выявляет семантический, морфологический и синтаксический потенциал этой формы» (Биккулова 2011). В ХХ веке поэтика деепричастий наиболее активна у Б. Пастернака (Кнорина 1982) и у М. Цветаевой (Ревзина 1983). По наблюдениям О. Г. Ревзиной, в эволюции поэтического языка Цветаевой «прослеживается не сокращение, а нарастание употребления деепричастия» (Ревзина 1983: 220).

О. Г. Ревзина рассматривает употребление деепричастий в поэзии Цветаевой как последовательный эксперимент, исследующий семантический потенциал этой части речи на периферии и за пределами нормы.

Эксперименты с деепричастиями в современной поэзии очень разнообразны, они определяются такими свойствами этой глагольной формы:

1) функцией обозначать второстепенное действие, сопутствующее главному;

2) происхождением деепричастий из причастий, совмещающих атрибутивную и предикативную функции;

3) расхождением между нормой и узусом по отношению к односубъектности главного и второстепенного предиката;

4) вариантностью формообразовательных аффиксов;

5) многочисленными нормативными ограничениями на системное формообразование, создающими лакуны;

6) омонимией с другими частями речи;

7) возможностью имплицировать личные (в терминологическом смысле) глаголы-неологизмы чресступенчатым словообразованием.

Иерархия главного и второстепенного

А. Н. Гвоздев так формулировал основную функцию деепричастий:

Деепричастие, обозначая добавочное действие, характеризующее другое действие, в первую очередь используется для того, чтобы одно из действий отодвинуть на второй план по сравнению с другим (Гвоздев 1952: 167).

Статистическое исследование, результаты которого опубликованы в 2018 году, показало, что в современных художественных текстах, в отличие от классических, деепричастия не только обозначают сопутствующие действия, состояния и обстоятельства, но и оказываются в центре внимания: