Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

В следующих строфах тема неподвижности тоже выражена отчетливо и настойчиво – и в серии вариативных повторов, и в других конструкциях, она и заканчивает стихотворение: Никуда не течет Маиси спелого лета, / у звезда ни движенья вперед, ни назад возврата – / жизнь застыла в блокнотик мастера Эверетта, / в интересный блокнотик мастера Эверетта! <…> Это такое правильное приволье, / это такая правильная свобода: / место хватает оставаться на месте, / место хватает не искушать сердце.

Тему повторов, в частности плеоназмов и тавтологии, Е. В. Клюев разрабатывал и теоретически, связывая повторы с напластованием смыслов в ритуальных заклинаниях (Клюев 2008).

Именно потому, что сознание носителя русского языка постоянно приспосабливает аналитичные аграмматические конструкции к переосмысленному восприятию высказываний, получается следующий результат: разрыв одних морфолого-синтаксических связей приводит к установлению других. Как сказано в стихотворении, и внезапно возникает всеобщая связь, <…> И внезапно возникает общая родня / у одного и другого бережка, / и неслышная походка легконогого дня / начинают узнавать с полшажка. Обратим внимание на форму множественного числа начинают – это отступление от принципов и от идеологии языка пираха.

Начало третьей строфы, отрицающее прилагательные цвета, устанавливает связь между совершенно разными цветами (серым и красным) на основе этимологической общности средств сравнения: вроде небо гранита или граната. Общее свойство гранита и граната – зернистость.

Отказ от склонения слова блокнотик перестраивает глагольное управление: Ах, чего не бывает в блокнотик мастера Эверетта <…> говорится в блокнотик мастера Эверетта <…> жизнь застыла в блокнотик мастера Эверетта, <…> сплошная работа в блокнотик мастера Эверетта[1419].

Если глагол говориться (инфинитив) в норме может иметь сему направленности и управлять винительным падежом (например, что-то говорится в микрофон, но, конечно, не в блокнот), то сочетание *бывать во что-то вообще немыслимо, а застыть во что-то можно только превращаясь из одной сущности в другую (вода застыла в кусок льда). В таком случае, может быть, жизнь <…> превратилась в блокнотик мастера Эверетта?

Результат частичного отказа от склонения здесь таков: падежный аграмматизм приводит к неожиданному появлению динамики там, где нормативная сочетаемость его не предусматривает. И эта динамика проявляется в последнем элементе вариативного повтора: все затянуто без разбора в одно болото: / в безразмерный блокнотик мастера Эверетта.

Внесение динамики в структуры, предназначенные изображать статику, влечет за собой оксюмороны. Оксюмороном является и строка жизнь застыла в блокнотик мастера Эверетта (из‐за несовместимости элементов сочетания *застыть куда), и сочетание неподвижная вертихвостка (ситуация вполне реалистична, но значение прилагательного противоречит этимологической образности существительного), и сочетание неистовому покою, и столкновение наречий места в строке И нигде везде ни ровесника, ни собрата. Противоречивым изображается и поведение людей: Племя смеется над кочет и горько плачет.

В третьей, четвертой и пятой строфах встречаются сочетания: нет у пираха понятие <…> Нету Бог <…> Нету у нас судьба… <…> нету подмога.

Если вспомнить, что слова нет и нету – результат компрессии и редукции исходного выражения не есть ту[1420], станет ясно, что именительный падеж вместо родительного вполне органичен – это синтаксический архаизм.