Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Мы все кричали и смеялись,
Карманные потомки бывших палачей,
Когда с глазами красными, как галстук,
Всей стаей славили врачей.
<…>
Теперь не то.
Ложусь ли на диван, иду ль к начальству,
в кассу,
Или в потемках натыкаюсь на себя,
Ты про небес теперь уже не вспомнишь

,И вас теперь не скажешь тленом октября.

Владимир Кучерявкин. «Мы все кричали и смеялись…»

[303].

Наиболее вероятно здесь предположить контаминацию выражений не вспомнишь небес и не вспомнишь про небеса. Обратим внимание и на смещенную референцию местоимений ты и вы: ты обращено к себе, а вы отнесено и к жертвам, и к обидчикам. Здесь же, в строке Всей стаей славили врачей глагол проявляет смысловую противоречивость одобрения и осуждения.

В некоторых случаях генитив отрицания не обозначен в тексте, но он имплицитно представлен фразеологическими связями глагола. Так, например, деепричастие щадя обычно употребляется именно с отрицанием, поэтому при чтении следующих строк с предикатом щадя возникает грамматическая неопределенность отнесения форм берез и пихт к родительному или винительному падежу:

Вменяется в обязанность уму
Расти в длину

, щадя берез и пихтЖивые дроби:
выхватить ему
Число естественней, чем рыбе пить.

Слава Лён. «Арифметические стихи»

[304] ;

Верно, разная прихоть в одном получила себя —
добывая победу короне изменой коронок,
в направлении свана оркестры щадят перепонок

,то же имя зовут, ту же лингву волнуют, рябя.

Андрей Поляков, Дмитрий Молчанов. «Неожиданный лебедь. Поплавский-аватара»

[305].

Вероятно, в следующем контексте фоном (и фразеологическим основанием) грамматического сдвига в направлении одушевленности является выражение не забуду:

О жизнь моя! Ты подойди, давай же станем ближе,
Словами и улыбками играя,
Я позабуду всех на свете книжек

,С тобой в своей ладони медленно сгорая.

Владимир Кучерявкин. «Порой листом упасть бы в лужу…»

[306].

Вместе с тем при таком одушевлении книги предстают собеседниками субъекта речи.

Имплицитное отрицание представлено и в тексте Ивана Волкова:

«Мы с тобой, брат, мизантропы
От душевной простоты».
«Если мы и недотёпы —
То от жизни полноты!»

– Так с плохим поэтом Гошей

Пил плохой поэт Иван —
Разве кто-нибудь хороший
Выпьет с ними хоть стакан?

Кто потерпит их капризов,

Их нетрезвых номеров?
Лишь плохой художник Пшизов
И плохой поэт Бугров!

Иван Волков. «Тест»

[307].

Семантика отрицания проявляет себя как смежная с семантикой лишения, и когда грамматические связи слов в отрицательных конструкциях переносятся на тексты без показателя отрицания, возникает сдвиг, связанный с категорией одушевленности:

В шляпке седая мадам, и совсем не старуха
Нам подвела тонконогих, стройных коней.
Словно теряет тополь воздушного пуха 

—Ходит природа тонкой печалью над ней.

Владимир Кучерявкин. «Карта легла под тяжелый козырь…»

[308].

Этот текст допускает разные толкования грамматической аномалии. Возможно, слова воздушного пуха стоят в форме родительного партитивного падежа.

Может быть, значение части целого представлено и в таких текстах, которые не дают семантического основания для сдвига в направлении от неодушевленности к одушевленности. Впрочем, партитив здесь тоже не очевиден: