Грань

Они поднялись на третий этаж. В ограниченном пространстве лифта Чарльз ощутил слабый запах одеколона. Он бросил взгляд на коротко стриженный затылок мужчины. У самого края роста волос, он заметил небольшую, но отчетливую родинку. На тонкой шее под бледной кожей проступали позвонки. Кончики его ушей порозовели, а плечи вздрагивали всякий раз, когда Стэнхоуп делал движение в его сторону. Это подогревало интерес. Поймав себя на этой мысли, адвокат в очередной раз осознал свою испорченность. Но она не расстраивала его, а, наоборот, раззадоривала. Находиться с Отцом Брайаном так близко и в тайне сексуально объективизировать его, было довольно волнующе. Чарльз усмехнулся, а священник, заметив это, покраснел еще сильнее.

В номере Стэнхоуп по-хозяйски расположился в кресле и предложил гостю присесть напротив. Отец Брайан медлил. Казалось, здесь он чувствовал себя еще более некомфортно, чем в лобби. Он бродил по номеру, словно пытаясь найти себе место. Задержавшись у окна, он обернулся. В сдержанном свете напольных ламп, его взгляд выглядел таинственно.

– Я, наверное, должен объясниться, почему настаивал на конфиденциальности встречи, – начал он торопливо. – Просто то, о чем я хотел рассказать, для меня самого выглядит странно. Я беспокоился, что кто-нибудь, краем уха зацепив наш разговор, мог бы расценить все превратно.

– Вы говорите об исповеди? – уточнил адвокат.

– Не совсем, – покачал головой священник. – На самом деле, Кевин ни разу не исповедовался мне. Он не верил в Господа, так как избрал научный подход к вопросу сотворения жизни. Но при этом знал библию лучше, чем любой самый ревностный католик. Ему нравилась ее художественная, как он говорил, составляющая: сюжет, персонажи и образы. И такими мыслями он делился со мной, представляете? Поначалу это было странно, но он был умен и умел увлечь собеседника. Он изучал историческую литературу, проводил параллели, выявлял противоречия. Часто я испытывал страх, ведя с ним подобные беседы. Но, как я думаю, он не преследовал цели смутить меня. Даже будучи несогласным с моей точкой зрения, он испытывал умиротворение от этих бесед.

Порой я пытался увести его от опасных тем. Тогда мы заговаривали об обществе, этике и нормах. Он, как любой подросток, имел довольно идеалистические взгляды на то, чему должно быть в этом мире, а чему нет. Кевин осуждал дискриминацию и жестокость в любых ее проявлениях, и в этом, пожалуй, я бы с ним солидарен.

– Он рассказывал о своей семье? – прервал его Стэнхоуп.

Отец Брайан бросил на него растерянный взгляд, будто Чарльз своим вопросом вывел его из транса.

– Нечасто, – ответил он. – Но не из страха, как мне кажется. Я ведь говорил, что он был осторожен. Парень любил свою мать, несмотря на ее жестокость. Он переживал и заботился о ней. Оттого, все произошедшее кажется мне невероятным.

– Вы сказали, Элеонора была жестокой по отношению к сыну?

– По словам Кевина, у нее была тяга к саморазрушению, – священник, чуть запрокинув голову назад, навалился на подоконник. Взору Чарльза предстал его острый подбородок и выступающий под ним кадык.

– Алкоголь или наркотики? – спросил адвокат, силясь сосредоточиться на теме разговора.

– Алкоголь и опасные связи, – бросил Брайан, покосившись на Стэнхоупа. – Идя на поводу у своих зависимостей, она часто переходила черту. Незадолго до выпуска Кевин в очередной раз пришел ко мне побитый. Я стал расспрашивать его, но он не сказал ничего определенного. Вместо этого он упомянул, что нашел способ исправить их с матерью положение. Он сказал, что уже многое сделал для этого, но готов сделать еще больше. Могу лишь предположить, но думаю, это как-то связано с его талантом живописи. Вы ведь уже слышали о нем?

– Да, – подтвердил Чарльз.

– Кевин выглядел тогда таким воодушевленным. И я был по-настоящему счастлив за него, – Отец Брайан грустно улыбнулся. – Думаю, я сильно привязался к нему. Но больший мой грех в том, что он это понял. Он оставил мне прощальный подарок.

Брайан вздохнул и протянул адвокату конверт. Стэнхоупу пришлось подняться с места, чтобы взять его. Он заглянул внутрь и обнаружил там скетчбук с набросками в пастели и графике. От сюжетов набросков у Чарльза дрожь пробежала по телу. В основной своей массе они содержали мужскую обнаженную натуру, либо сцены порнографического характера с участием мужчин.

– Это… – Чарльз пытался подобрать нужные слова, но не смог.

– То, как мне кажется, в чем наши вкусы совпадали, – священник горько усмехнулся. – К своему стыду, я нахожу эти рисунки действительно прекрасными. Но как бы мне ни было жаль расставаться с ними, думаю, я должен вернуть их ему через вас. Для меня хранить подобные вещи небезопасно.

Адвокат с трудом оторвался от рисунков, закрыл альбом и кивнул. Он прочистил горло и поднял на Отца Брайана полные удивления глаза.

– Почему вы просто не избавились от них?

– Я хотел, но не смог. Подумал, что его бы это расстроило.