Грань

– Мистер Вэлкрофт, вы наблюдали мистера Квинси на протяжении трех лет. Вы замечали на нем повреждения, характерные для систематических побоев?

Доктор Вэлкрофт некоторое время покачивался в едва выдерживающем его вес кресле, затем повернул пухлую шею в сторону адвоката и сказал задумчиво:

– Ничего такого, что нельзя было бы объяснить падением с лестницы или игрой в баскетбол. Я понимаю, чего вы от меня ждете. Но я скажу вам то же, что обычно отвечаю представителям органов опеки. Если ребенок утверждает, что он поранился, упав с лестницы, у меня нет оснований ему не доверять. Даже если на самом деле это не так, и он подвергается насилию со стороны родителей или сверстников.

– Разве вы не обязаны докладывать о подобных случаях? – покачал головой адвокат.

– Мистер Стэнхоуп, наши ученики – не дети. Большинство из них уже работают, встречаются с девушками и занимаются сексом. Мало кто из них желает быть «жертвой насилия». Я даю им шанс в тот самый момент, когда спрашиваю, что произошло. Бывает так, что они рассказывают, как подрались с отцом и старшим братом, как к ним отнеслись несправедливо. Тогда я передаю информацию куда следует. А бывает, что они как и подобает взрослым мужчинам, не желают выносить сор из дому. И тогда падение с лестницы – это то, что я пишу в отчете, и ставлю точку.

– И часто у Кевина случались падения с лестницы? – мрачно спросил Чарльз.

– Периодически, – бросил доктор, склонив голову набок. – Но в суде я, разумеется, этого не скажу. И уберите этот злобный взгляд. Кевин Квинси – конченый псих, зарезавший свою мать. Его отправят в тюрьму, и туда ему и дорога. Он не стоит того, чтобы рисковать из-за него карьерой.

Чарльз мог бы обвинить его в халатности, но сдержался. Он прекрасно понимал, насколько ценными были бы показания доктора в суде, и насколько переменчивым бывает настроение людей в зависимости от обстоятельств. Сохранив хладнокровие, он попрощался с медиком и ушел.

Направляясь к выходу, он то и дело натыкался на снующих по коридорам студентов. Некоторые из них задерживали на нем свое внимание и о чем-то перешептывались друг с другом.

– Эй, мистер! А правда, что Квинси отрубил башку своей мамаше?! – крикнул Чарльзу вслед один из них, когда адвокат уже выходил на крыльцо.

Стэнхоупа передернуло. Он ненавидел такие чудовищные формулировки, а вот сплетники и журналисты их очень любили. Он обернулся к говорившему.

– Где вы это услышали? – поинтересовался он с деловой улыбкой.

– От Барри, – парень указал на одного из студентов. – А тот от матери. Она работает в редакции.

– Все обстоит иначе, – ответил адвокат. – Не стоит верить слухам.

Чарльз отправился в отель, где забронировал номер утром, на случай, если придется задержаться еще на день. Сразу после предъявления обвинения он связался со своими бизнес-партнерами и ввел в курс дела. Заседание магистратского суда было назначено на следующую пятницу. Он рассчитывал съездить в Лондон до той поры.

На похороны он не явился, но на чтении завещания должен был присутствовать. Чарльз вообразил себе перекошенное от злости лицо мачехи. Последние несколько лет каждая их встреча оборачивалась скандалом. Она не гнушалась ничем и часто прилюдно высмеивала его внешность, бедность или ориентацию. Чарльз сдерживал себя, как мог, стараясь не отвечать на ее выпады. Хотя были моменты, когда он был бы не прочь пустить в ход кулаки.

Стэнхоуп размышлял об этом, принимая душ, и понимал, что даже в его жизни были обстоятельства, когда ему хотелось преступить черту. Ну, или хотя бы сбежать от реальности в мир, где он не был бы ненавистным пасынком и пятым колесом. После душа он надел чистую рубашку и белье, купленные по дороге в отель, отметив про себя, что в следующий его визит в Честерфилд надо бы озаботиться сменной одеждой и туалетными принадлежностями.

В половине восьмого Стэнхоуп спустился в лобби-бар. Он еще не ужинал и готов был вола проглотить целиком. Меню бара состояло в основном из закусок, но Чарльз к еде был не привередлив. Наскоро перекусив, он вернулся к ресепшену. Отец Брайан уже ждал его там. Он был одет в обычную одежду, отчего выглядел еще более тощим. Его мимика и быстрая походка выдавали теперь уже ничем не прикрытую нервозность. Завидев адвоката, он кивнул. Стэнхоуп по привычке протянул ему руку, но тот, казалось, не заметил ее. Священник сжимал в ладонях пластиковый конверт с такой силой, что его пальцы побелели.

– Я рад, что вы пришли, – Чарльз выдал фирменную улыбку. – Желаете выпить чего-нибудь? Он указал в сторону бара.

– Я бы предпочел побеседовать в месте более уединенном, – вполголоса произнес Отец Брайан.

– Мы можем подняться ко мне в номер, – предложил Стэнхоуп.

Отец Брайан снова кивнул.