Грань

Прямо на красных шпильках лезу ее щекотать и молотить кулаками, а она на таких же, только не красных — уворачиваться и носиться от меня по всему КаДеВе, вернее, KaDeWe — торговому супер-гипер-мега-центру, расшифровывающемуся, как «Kaufhaus des Westens», то есть, «Торговый Центр Запада».

Разошлась, засранка. Но развеселила. А то насчет «моих раздраев» она ж права: я медленно, но верно начинаю задалбываться со «всем этим», уже и ее достала. Вот Рози и вытянула меня сегодня на шопинг, превратившийся в догонялки на каблуках.

Продавцы посматривают на нас, полагая, очевидно, что мы с ней инфлюэнсерши и снимаем ролик для видео-блога, этакого спин-оффа какой-нибудь «лайф-соуп» из разряда «Знакомьтесь, Кардашьяны», только побюджетнее малость.

Слегка раскрасневшиеся, заваливаемся в примерочную, где на манер тринадцатилетних школьниц переодеваемся с шумными хихиканьями. Не помню, чтобы даже в школьные годы когда-нибудь так бесилась с чопорной Каро.

— Блин… — смотрю на свою светофорную шмотку, в другой руке сжимаю каблуки. Делаю вид, что раздумываю: — Как теперь обратно повесишь?.. Неудобно…

— Так, ты у меня не отвертишься. Пошли на кассу. Кэйти…

* * *

Мое бегство из Берлина после его кидалова не осталось незамеченным.

Убежала я так: приехала домой, подогнала «мини», покидала вещи в багажник и газанула в Бранденбург.

В гараже, пока лихорадочно смотрела, куда сейчас вообще можно поехать, меня поджучил видеозвонок Каро. Я ранее обмолвилась, что и следующий праздник Рик обещал провести со мной, вот она, видимо, и решила подоставать меня немножко. Не знаю.

Врать ей или кому-либо я не привыкла, поэтому с ходу призналась, что греховно-романтической поездки вдвоем не будет.

Клянусь, что в тот момент я была абсолютно спокойна, не рыдала и никого не ругала. Готова была поспорить, что недавние раздраенные эксцессы уже благополучно стерлись с моего лица да, если честно, не помнила, почему вообще так расстраивалась.

Каро молчала, слушала.

Прозвучавшее затем ее изречение обрушилось на меня подобно рушащейся двадцатиэтажке:

— Знаешь, Кати, если бы я допускала многоженство, то хотя бы при условии, чтобы меня сделали любимой женой.

И тогда я в несвойственной мне манере послала ее ко всем чертям. Нет, она не довела меня до слез, просто в тот момент я почувствовала, что с меня хватит. Наговорила ей разного… Кажется, никогда еще так с ней не ругалась.

— Если тебя достало слушать про мою жизнь — так и скажи, — сказала я ей в завершение своей тирады. — Так и скажи и не звони больше. Я не навязывалась тебе. Поверь, с меня достаточно дерьма сейчас. Пока.

Каро удивленно и полузаморожено попрощалась. Видно было, что она не столько сердится, сколько напряженно над чем-то думает. Она не привыкла слышать от меня такое и, возможно, не поняла, на что я обиделась.

А я не обиделась, просто мне снова стало тяжело, и не столько от ее слов, сколько от осознания того, что она, возможно, права. Что свободных отношений не существует, а существуют только несвободные. Даже если ты свободна.

В дороге до меня резко дошло, что на Балтику ехать нельзя — туда сейчас весь Берлин рванул и торчит в пробках на автобане. И я доехала до первого попавшегося городишки со спа-отелем, в котором никому мое появление не показалось странным.

Напредставлявшись вдоволь, как Рик раскается и будет звонить все выходные, а я буду сбрасывать с максимальным злорадством, затем сообразив, что звонить он, скорее всего, не будет, я подморозила эмоции и провела полтора дня «на отдыхе», чередуя валяния и отсыпания в номере с походами в спа и прогулками в лесу. На «до понедельника» меня не хватило.

В общем, по возвращении на работу вид у меня был, должно быть, такой, как будто никуда я не убегала. И увы, шопинг-терапия с Рози облегчила лишь мой кошелек, но не душу.

* * *

Мой эмоциональный всплеск, как видно, произвел впечатление на Каро.

Оставив меня в покое на праздники, она спрашивает теперь:

Можно тебе позвонить?

окей, — разрешаю я.

— Кати, давай-ка разберемся, что привлекло тебя в нем.

— По-моему, поздно.

— Ты не понимаешь. У вас с ним все завязано на сексе, а сексуальное влечение — это биохимия. От нее все пляшет. Мы с тобой — не биохимики и изменить ваши с ним коды ни ты, ни я не в силах. Но вот попробовать разобраться, чем он тебя взял, мы можем.

— Для чего? — продолжаю не понимать я.

— Чтобы понять, как от него избавиться. Ты ведь сидишь на нем и тебе нужно спрыгнуть. Просто необходимо. Порой достаточно установить причину заболевания, и тогда терапия прорисовывается сама собой.

— Он меня заводит, — признаю я.

— Чем?

— Всем. Тем, какой он.

— И ты готова игнорировать голос разума, все бросить и сломя голову прыгать с ним в койку, когда ему вздумается? Ты настолько на него подсела, что тебе теперь надо даже больше, чем ему…

— …ну, не до такой степени, но…

— …но это — диагноз, Кати. И симптомы. Расскажи мне, как все начиналось.

— Рассказывала уже.

— Нет, расскажи мне, что ты чувствовала. Что ощущала.

— Не помню. Просто сильно-пресильно его хотела.

— А когда он ушел от тебя, ты ж не хотела…