Свой стакан Грубин махнул незамедлительно, ладно хоть Николашу заставлять на сей раз не стал. «Надо бы Ульяну сюда пригласить, – вертелось у того в голове. – Может, хоть при ней так на водку налегать не будет… Или будет? Тогда не надо приглашать…»
– Так слышал иль мне издалека начинать?
– Ну… в общем, слышал… что супруга ваша… ну, в общем, уехала без предупреждения…
– А-а… Забудь, что слышал. Никуда она не уезжала. Здесь до сих пор.
Слова мясника подействовали на Николашу странным образом – он машинально протянул руку, машинально взялся за стакан… Поднес к губам и осушил, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.
Мысли в голове вертелись короткие, обрывочные. Собрать их во что-то цельное и связное Николаше не удавалось.
Получалось примерно так: «В каторжные пойдет… а мясо собаке скормил… или в желтый дом, на Пряжку… дочь под попечительство… а кости зарыл где-то тут, оттого и говорит, что здесь до сих пор… а кто опекуном? Коппельша-то умерла… или тогда у него еще не было собаки?»
Одновременно мясник говорил что-то свое, непонятное и ненужное, что-то о глазах Глафиры, начавших исподволь менять цвет, желтеть через неделю после свадьбы… Какие глаза? Он о чем? Драпать надо, едва мясник отвлечется… Пока не сообразил, что сболтнул лишнего и за топор не схватился…
Затем в речах безумного тестя мелькнуло имя Ульяны, и Николаша постарался сосредоточиться, ухватить суть. Не сумел… Опять какой-то бред о начавших желтеть глазах, теперь Улиных…
До чего же не повезло, что дремавшая много лет душевная болезнь обострилась именно сейчас. Нет бы чуть позже, после венчания, а теперь…
Мысль его оборвал вой знаменитой грубинской собаки, раздавшийся, небывалое дело, второй раз за день. Теперь, когда источник был поблизости, звук этот впечатлял еще больше.
– Не покормил, – произнес мясник на удивление трезвым голосом. – Уж собрался было, да тут ты заявился… А пойдем-ка, Коля, со мной. Посмотришь на нее заодно.
В иные времена Николаша с радостью ухватился бы за возможность увидеть вблизи мохнатую легенду поселка. Но сейчас, когда выяснилось, что урядник Ерофеич ошибся, и обходительный мясник был-таки душегубцем, истребившим супругу… Какие еще легенды? Бежать, немедленно бежать при первой возможности!
Николаша поднялся с лавки и сообразил, что никуда убежать не сумеет. Ноги не держали, подкашивались. Почти два стакана без привычки и закуски сделали свое дело. Грубин, напротив, двигался легко и свободно, словно каким-то хитрым фокусом заменял лишь свою водку колодезной водой.
Кончилось тем, что мясник не то повел, не то потащил Николашу, взяв под локоть, а свободной рукой подхватил бадью, с горкой наполненную мясными обрезками.
Николаша, как ни был пьян, размерам бадьи изумился. Да у него не с годовалого теленка собака, с лошадь самое малое, не влезет в теленка столько…
Ошибся во всем.
Собака оказалась крупная и на редкость, но до теленка недотягивала, не говоря уж о лошади. А еще была она совершенно не похожа на кровожадного монстра из легенды – меланхоличная, ко всему на свете равнодушная. Чуть повернула голову в их сторону и даже на лапы подняться не соизволила.
– Тэбби, английский мастиф, – пояснил мясник на ходу. – Добрейшей души пес, зря на него наговаривают…
Шагали они не к Тэбби, проводившему их флегматичным взглядом, – к небольшому дому, стоявшему на задах участка. «Домишко, приобретенный от щедрот баронессы», – сообразил Николаша, вспомнив рассказ урядника.
Похоже, возвели некогда домик на старом чухонском фундаменте – на высоком, в рост человека, из дикого камня сложенном. Но потом тот фундамент присыпали зачем-то земляными откосами, и теперь казалось, что дом стоит на вершине небольшого холма.
«Погреб… Ледник для мяса…» – подумал Николаша и вновь ошибся.
– Знакомься: Глафира Федосеевна. Могла бы тещей тебе быть. Да не судьба…
Слова мясника скользили мимо сознания Николаши, потрясенного видом «тещи».
Низкий потолок подвала не дозволял существу распрямиться, но было в нем где-то полтора человеческих роста, а то и поболее. Остатки людских черт угадывались с большим трудом. Например, лишь по болтающимся спереди сморщенным мешочкам грудей можно было понять, что когда-то ЭТО считалось женщиной.
Глафира Федосеевна очень заинтересовалась кандидатом в зятья. Уставилась громадными желтыми глазищами и тут же рванулась вперед, натянув до предела цепь. Щелкнули челюсти – здоровенные, вытянутые вперед, как у заморского зверя крокодила. Когтистые лапы совсем чуть не дотягивались до стоявших у двери мясника и Николаши, почти лишенные плоти, они крайне напоминали лапы неимоверных размеров курицы. Нижние конечности существа, наоборот, мясом обросли чрезмерно. И, кажется, сзади болтался хвост, Николаша не мог толком разглядеть его в полумраке, да и не приглядывался… Ему и увиденного хватило.
«Я сплю… Напился водки, уснул в мясниковой каморке и вижу сон…»
– Ладно… Надо делать, зачем пришли. Не то опять завоет. Посторонись-ка…