Грань безумия

– И в голову не бери! – крикнул ему вдогонку Соколов. – Все, не наше это дело. Забыли.

Но забыть не получилось.

Утром приехал муж пропавшей – высокий, грузный мужчина, с обветренным лицом и крепким шершавым рукопожатием. Он хотел узнать подробности. За сыном в детприемник поехала тетка, а муж хотел увидеть… понять…

– Вот он мальчишку… вашего сына нашел, – сказал начальник ЛОМа, когда Павлов вошел в его кабинет. – Он проводит, покажет… Только там смотреть нечего… Но вы – как хотите. Конечно… Мы искренне… это… Жаль, конечно…

Подполковник мучительно пытался найти формулировку – точную и не оскорбительную для мужа пропавшей. Пропала? Сбежала с другим? Исчезла?

– Заявление ваше я принял, значит, это… зарегистрируем, – подполковник похлопал ладонью по исписанному листу бумаги, лежащему на письменном столе. – Посмотрите, значит… это… место прес… происшествия, сержант Павлов все объяснит… Ты, Павлов, объясни все подробно. Соколов занят… по делу, значит, но ты же все видел…

Это…

– Покажу, – сказал Павлов. – Чего не показать?

И они пошли с мужем пропавшей в автоматическую камеру хранения.

Народу было много, кто-то спешил поставить вещи в ячейку, кто-то забирал. А кто-то сторожил, когда ячейка освободится. Приходилось ждать долго. До Нового года оставалось еще три дня, люди старались успеть закончить свои дела или закупиться к празднику. Год тысяча девятьсот девяносто третий был не из самых легких, да и на девяносто четвертый мало кто возлагал особые надежды.

– Вчера так же было? – спросил муж пропавшей. – Людно?

– Нет. Мальчишку… сына вашего нашли уже ближе к полуночи. В это время народу тут почти нет.

Сто пятая ячейка была уже занята, дверца закрыта.

– Вот тут, – сказал Павлов.

– А Стас?..

– А Стас вон там стоял, в центральном проходе. Не напротив отделения, а чуть в стороне. Его отсюда и видно не было.

– Ну да… Сколько раз говорили ему, чтобы не отходил в сторону – обязательно что-то увидит и пойдет… Говорили же… – мужчина скрипнул зубами.

Тетка с объемными пакетами толкнула его, что-то буркнула злое, но мужчина внимания на это не обратил – стоял, зажмурившись, и тер лоб ладонью. Павлов отвернулся.

– Слышь, сержант!.. Тебя как зовут? – спросил мужчина.

– Сергей, – не оборачиваясь, ответил Павлов.

– А меня Николай. Коля.

Павлов повернулся и пожал руку.

– Не могла она уйти сама, – сказал Николай с нажимом. – Не могла! Все же у нас нормально было. Мы же… Ну тяжело, но кому сейчас легко? Работа у меня есть. И она работала… Не голодали. И не было у нее никого, мы в поселке живем, там все на виду. Только подумаешь, что сделать, а бабки уже… Не было у Ольки никого… Да и с чего бы? Я не пью, на сторону не хожу… Вот честно – было один раз, так то еще до нашей старшей… Я же…

Было видно, что хочет Николай сказать «люблю ее», только губы отказываются произносить эти слова вслух. Не привыкли такое вслух.

– Ее кто-то… Кто-то ее украл, – сказал Николай. – По… похитил. Искать нужно вора…

– Будут искать, – сказал Павлов. – Ты заявление подал, его зарегистрировали. Значит, ориентировка пойдет. Паспорт она оставила в сумке, значит, документы ей понадобятся…

Павлову самому не нравилось ни то, что он говорит, ни то, каким тоном, но и молчать сейчас было немыслимо. Совершенно невозможно.

– Будут искать? – почти крикнул Трофимов, вытащил из кармана смятую пачку сигарет, посмотрел на нее растерянно. – Найдут? Ты мне скажи, сержант, найдут? Честно скажи!

– Откуда я знаю? Будут искать…

– Тут нельзя, наверное, курить… – упавшим голосом спросил Николай. – Да?

– Кури. Можно.

Трофимов достал из пачки сигарету, сунул ее в рот, попытался зажечь, но спички ломались и гасли. Он их просто не мог удержать в трясущихся руках. Павлов достал одноразовую зажигалку, щелкнул, поднес огонек к концу сигареты. Николай затянулся. Еще пару раз, и сигарета закончилась.

– Все? – спросил Павлов. – Посмотрел?

Трофимов кивнул.

– Пошли в отделение?

Трофимов снова кивнул, потом вскинулся:

– А тут попить что-то можно? В смысле – кофе? Или чай?

Николай посмотрел на свои дрожащие пальцы.

– Замерз я. Согреться.

Павлов молча пошел вперед, Трофимов – за ним. Молча вышли из здания вокзала, молча прошли через привокзальную площадь. Вошли в кафе. Тамошние химики остерегались ментам всякую чушь вместо кофе подавать.

– Два крепких, – сказал Павлов бармену. – Настоящих.

– Обижаете, – усмехнулся бармен.

– Даже в мыслях не было. – Павлов прошел к столику в глубину, сел спиной к стене и лицом к входу.

– Ты мне честно скажи, Сергей… – Трофимов положил сжатые в кулаки руки на стол перед собой. – Искать будут?

– Я же…

– Ты же! – Трофимов повысил голос, но музыка в кафе ревела так, что можно было даже кричать – никто бы не услышал. – Вам же наплевать! Вам всем наплевать, и тебе наплевать! Подумаешь – баба пропала! Дети без матери остались! У тебе вон на пальце кольцо, но тебе наплевать…

– Наплевать, – сказал Павлов, глядя на стол перед собой. – Мне – наплевать. У меня жена и сын. Были. Я их похоронил прошлым летом. Обоих. И теперь – мне наплевать!

Последние слова Павлов выкрикнул, вскочил.

– Кофе тебе принесут, Коля. Я угощаю.