Водоворот фальшивых улыбок заставил Авалон отдалиться от Каталины. Они толком и не виделись после объявления помолвки, потому что приехал почетный гость праздника:
Когда Авалон только попала в окружение Каталины, ей казалось, что подруга никогда не даст ее в обиду и защитит от посягательств. Где еще могло быть безопаснее, чем в тени самого могущественного человека во всей Трастамаре?
Авалон с пьяной печалью усмехнулась своим мыслям, стоя в красном шелковом платье, от шеи до пояса расшитом темными рубинами. Корсет, откровенный, поднимавший ее грудь до тревожных высот и делавший ее уязвимой, был одновременно жестким, точно железный доспех, и защищал ее, как замок. Только в отличие от крепостных стен и оборонительного рва ее окружали слои ткани, которую легко порвать и задрать повыше. Она знала, что Филиппе мечтает именно об этом, глядя на нее своими глазками, подернутыми маслянистой похотью.
Дернув головой, она как будто в очередной раз стряхнула его взгляд и посмотрела на Баса. Он стоял напротив нее у алтаря Персены, разодетый по последней ноте столичной моды: короткий плащ, обшитый золотыми нитями и рубинами; хубон из алой парчи с прорезными рукавами; пышный плоёный воротник-горгера; бордовые шарообразные короткие штаны; шелковые чулки и мягкие туфли с узкими носами. Кудрявые волосы небрежно уложены и надушены: все тот же хорошо знакомый аромат грушевого масла, нектариновых косточек, персиковой мякоти и сладкий абрикосовый бренди — напиток, который они разделили на двоих перед выходом к алтарю. Авалон до сих пор чувствовала на языке сладкое послевкусие.
Пьяная, она запомнила обряд их сочетания водами Персены обрывками: вот им обвязывают порезанные запястья лентой, — пальцы Баса такие же холодные, как и ее собственные; вот они опускают руки в подставленную вазу и ждут, пока стечет кровь и вода намочит ткань лент; вот Бас отстегивает цепь, скреплявшую плащ, и тот падает на пол, превратившись в лужу шелковой крови; вот мадам Монтре ритуально капает им смешанные воду и кровь на голову и произносит торжественную речь, связывающую их с Басом жизни. Потом они поцеловались — сухо, быстро и по-деловому, не размыкая губ. Бас поделился с ней, пока они распивали бренди, что Каталина предупредила его: девлетлю Саад хочет убедиться, что брак не фиктивный и не создан лишь для видимости. Однако приказ никогда бы не сделал поцелуй с Басом хотя бы отдаленно похожим на тот поцелуй в гостинице.
Сердце Авалон заколотилось. Она вспомнила, как трепетала ее кожа, когда Дамиан пропустил ее волосы между пальцев, как ее тело загорелось от его дикого поцелуя — он тогда укусил ее. Она невольно провела языком по губе, щеки ее вспыхнули от стыда. Авалон помнила, как хотела дотронуться к его волосам и как подогнулись ноги, когда Дамиан поцеловал ее в шею и провел по ее груди. Нижние губы вновь налились кровью, когда она снова прожила в мыслях момент, как он кусает ее шею.
Авалон не сдержала томный выдох и тут же испуганно вскинула взгляд, чтобы убедиться, что никто не заметил. Напрасно. Каталина, похоже, решила, что это исполнение ее приказа: она довольно улыбалась, воркуя с сидящим по правую руку девлетлю Саадом. Уже отводя взгляд от королевы, Авалон заметила совершенно противоположную эмоцию на другом лице. Филиппе рей Эскана, расположившийся во втором ряду, прямо за Каталиной, смотрел на Авалон с неприкрытой злобой. Живот у нее скрутило узлом.
Бас дотронулся к ее руке, предлагая свою. Она вздрогнула и, опомнившись, натянуто улыбнулась, но под руку его все-таки взяла. Ей стало жаль Баса — он заслуживал счастья, а не вечной клетки просто потому что был не таким, как другие. Черствость Каталины вновь сделала ей больно, но Авалон ничего могла поделать с этим разочарованием.
На праздничном ужине она никак не могла избавиться от кошмарных представлений, какой будет брачная ночь, и старалась отделаться от прилипчивых взглядов Филиппе за кубком вина.