Гранат и Омела (СИ)

В начале пира им подали горячий суп из морского языка и крабов с мускатным орехом, розмарином и лимоном. За этим последовали попугаи в меду, седло ягненка с чесноком, оранской зирой и морковкой, рубец в красном вине и кукурузная каша в масле. Авалон хотелось есть, но тошнота, притаившаяся в горле, отступала только от вина. Так она цедила его мелкими глотками, пытаясь сбить горечь на корне языка. В зале было душно, тяжелые ароматы благовоний, еды и парфюмов гостей смешивались и висели в воздухе плотным одеялом. Сотни свечей пылали, гости галдели, посуда позвякивала, и Авалон казалось, что у нее кружится голова. Окаменевшая спина, которую она держала прямо, болела. Стены давили.

Авалон хотелось сбежать.

Несмотря на весь страх и холод, она ощущала себя куда в большей безопасности и свободе рядом с Дамианом, а не сидя на свадебном помосте в центре пестрой толпы и окруженная сотней гвардейцев, следивших за порядком. Она вновь случайно поймала пристальный взгляд Филиппе. Задыхаясь от начавшейся паники, Авалон не заметила, как на столе появились новые блюда: лебедь, начиненный смоквами, джем из лука, остро пахнущие оранские сыры с плесенью, улитки в белом вине с артишоками, каштанами и зеленью и полумесяцы дыни с тонкими ломтиками окорока, натертого солью.

Тошнота усилилась. Не заботясь о приличиях, она схватила кусочек дыни и отправила в рот, пытаясь сосредоточиться на реальных ощущениях сладкой мякоти во рту. Она жевала кусок за куском, чувствуя, как освежающий дынный сок скользит по горлу, и кислая горечь отступает.

К тому времени праздник уже был в самом разгаре. Начались представления: бардам сопутствовали устрицы с жемчужной икрой и лобстеры с огненными оранскими пряностями, акробатам — пирог с говядиной, сыром из молока буйвола и трюфелями, и наконец шутам — горячие манговые пирожные, поданные с кофе и миндальным сиропом.

Авалон покосилась на Баса. Он сидел, откинувшись на спину высокого стула и перебирал воображаемые струны мандолины. Или чьи-то локоны. Она в который раз пожалела о том, что не потрогала слегка вьющиеся волосы Дамиана. Ей почему-то казалось, что, познав это ощущение, она смогла бы вытерпеть предстоящую ночь, как будто превратив его в свой якорь, который удержит ее даже во время самого злого шторма.

Бас перехватил ее взгляд и виновато поджал губы. Авалон легонько дотронулась к его коленке и поддерживающе улыбнулась. Получилось криво, но Бас все равно сжал ее пальцы. Этот жест помог ей собраться и поразмышлять здраво, несмотря на опьянение. Чтобы пережить ночь, ей необходимо было упиться до потери памяти. Лучше не помнить ничего из того, что с ней собирался сделать Филиппе.

До конца пира Авалон пила вино, не чувствуя его вкуса. Алкоголь обжигал ее язык, но она давилась им, точно водой. Это повлияло на ее походку — до комнаты ее, поддерживая под локти, сопровождали фрейлины и Каталина, все-таки оторвавшаяся от девлетлю Саада. Однако не повлияло на память — Авалон осознавала все, что происходит. Ее раздели и уложили в мокрую постель, — благословение водой, чтобы Персена одарила ее чрево ребенком.

Дети появляются в воде, значит и зачинать их надо с водой.

Старая поговорка, которую повторяли и деревенские кумушки, и придворные дамы.

Влажные одеяла были особенно неприятны — они касались ее вспотевшей кожи склизкими щупальцами, напоминая о миноге Филиппе. Сердце Авалон грохотало внутри, отдаваясь по всему телу.

Дамы раскидали по кровати корки и цветы граната, капнули Авалон каплю сока на губы и оставили возле кровати корзинки с освежающими душистыми травами. После чего, к счастью, ушли, оставив Авалон одну. Тишина надавила ей на уши, а в голове оглушительно звучали советы фрейлин.

— Ублажи себя после, потому что мужчины на это не способны.

— Тебе будет больно, дорогая, поэтому не сопротивляйся.

— Сними рубашку и жди его уже в чем Персена родила, ему понравится.

— Мужчины — звери, будь покорной и притворяйся, что получаешь удовольствие.

Последние слова принадлежали Каталине. Она не улыбалась и даже не пыталась смягчить внезапно сказанную правду. И это была первая сказанная правда за все годы их знакомства. Больше Авалон даже мысленно не могла называть их отношения дружбой.

Послышался свист и веселый хохот. Двери сотряслись один раз, второй. Авалон слышала десятки голосов, и это испугало ее меньше, чем если бы это были тихие грузные шаги. Мужчины втолкнули шатающегося Баса и собирались входить следом, но он быстро захлопнул створки и задвинул щеколду. В дверь еще несколько раз колотили, но потом гам стих. Бас так и стоял, уткнувшись лбом в створку.

Они оба долго молчали. Где-то в глубине дворца звучали песни, смех, но ветер за окном и потрескивание огня в камине казались куда более громкими.