— Потому что я убила Дубового Короля и нашла записи мадам Монтре, в которых было записано много смертей девушек… — Она вскинула полные ужаса глаза. — Они забрали книгу Баса, который украл ее у мадам Монтре. Это она стоит за всем?!
Двойной смысл ее слов дошел до него сквозь бездну черной жути и бессильного отчаяния, и его едва не затошнило от понимания.
— Как ты проходил инициацию? — глухо спросил он у Вареса, желая, чтобы этот вопрос никогда не слетал с его языка.
— Прадед напоил меня гранатовым соком.
Жесткая судорога рванула пол — и только спустя пару ударов сердца Дамиан осознал, что это он резко вскочил со стула и повернулся к окну. Голова вспыхнула где-то с затылка, как будто его огрели кистенем сзади по шлему.
— Милостивый Князь, — пробормотал он, приложив ладони к лицу, чтобы унять невыносимый жар. — Ерихон.
— Что Ерихон? — подал неуверенный голос Варес.
Не отнимая рук, Дамиан несколько раз вдохнул и выдохнул в попытке успокоить бешено стучащее сердце. Алая пелена перед глазами сгущалась с каждой мыслью, в которой к нему приходило осознание полной картины. Дамиан развернулся и, пошатнувшись, точно пьяный, ухватился на спинку стула.
Потом и Элеонора назвала самого Дамиана ищейкой — так же, как и Ерихон во время разговора с Горлойсом называл Традоло.
Дамиан едва не расплакался. Все это время он, представляя себя грозным волком, в действительности же тыркался мордой во все стороны, точно слепой котенок.
Вёльва, которую Варес убил в деревне.
Насмехавшаяся над Дамианом Граната.
Головокружение резко прекратилось, схлынув по всему телу ледяным прозрением.
— Ерихон вместе с Горлойсом желали изнутри уничтожить Храм, — процедил Дамиан и заметил Симеона, на трясущихся ногах вошедшего в комнату и держащего в руках лист бумаги.
Наставнику за последние несколько дней стало значительно хуже, и Дамиан ощутил прилив вины за свое поведение. Он не хотел еще больше расстраивать Падре, но знал, что не может промолчать. Следующие слова дались ему с трудом:
— Судя по всему, Ерихон через Гранату заказывал зерна из Трастамары, а когда она собралась его сдать, монстр… — он вдруг подавился, увидев неодобрение в глазах Вареса, и поправился: — Обратившийся берсерк разодрал ее и весь гарнизон охраны на части только для того, чтобы замести следы. Я дурак, что не понял этого сразу. Вёльва в деревне сказала правду.
Последняя фраза осталась горечью на языке — было неприятно признавать, что его самый жуткий враг оказался честнее, чем лживый союзник, воткнувший нож в спину.
— Если для инициации нужен гранатовый сок, то инквизиторы могли получить его только одним способом, не заподозрив ни Ерихона, ни Горлойса. — Дамиан вытянул из уха санграл, швырнул его на пол и с грохотом опустил ногу, раздробив стекло. — Сок подмешивали в святую воду.
Кощунство, достойное самой богини лжи и коварства — Лилит. Иронично, что сотворили его два инирца, притворявшиеся истинноверцами. А теперь, когда после смерти Горлойса Ерихон наверняка приберет регентство над Иродом к рукам, Храм окончательно придет в упадок и вскоре перестанет существовать.
— Простите, Падре, но как бороться со всем этим лицемерием, если волк сгнил с головы? Нам не побороть весь Инир — все равно что вдвоем выйти против целого войска.
— Всегда проще договориться с одним человеком, а не противостоять целой армии, — ответил Симеон, и Дамиан едва не задохнулся.
— Вы хотите договориться с Ерихоном? О чем?
— С Каталиной Трастамарской.
Дамиан в ужасе вытаращился на Симеона.
— Вы спятили, Падре?
— Нет! — выдохнула Авалон, яростно замотав головой.
Симеон не обратил на нее внимания, глядя только на Дамиана.
— Если ее подданые продают зерна Ерихону, мы можем договориться о прекращении этой сделки.
— Взамен на что?! — Дамиан перешел на крик.
Варес вновь поморщился, на этот раз, когда попытался встать, но Авалон тут же кинулась к кровати и не дала ему подняться.
— Взамен на династический брак с королем.
— Думаете, Ерихон позволит нам это сделать? Или что, вы хотите похитить Ирода и обманом женить его на королеве вёльв? — Дамиан замолчал в холодном гневе, чувствуя, как под глазом дергается мышца.
— Не Ирода, — тихо произнес Симеон, и его слова упали в тишину комнаты, точно тяжелый камень на дно колодца.