Гранат и Омела (СИ)

Авалон видела слезы, застывшие льдинками на ресницах, когда перевела взгляд на черный треугольник между ног, красные следы от своих ногтей и шрам на внутренней стороне бедра — латная перчатка инквизитора оставила на ней тот след, который никогда и никто не сможет стереть с ее кожи.

Возможно, если бы Дубовый Король увидел ее изъян, он бы прекратил? Возможно, ничего не получится с планом Каталины? Возможно, ей суждено попасть в плен к Филиппе рей Эскана? И, возможно, ей суждено будет лежать вот так, голой, под ним и смотреть в небо? Сейчас его остановило только ее девичество, но кто знает, может быть, все еще сорвется и свадьбы никакой не будет? Не может же Персена быть настолько слепа к ней, чтобы раз за разом сталкивать с Дубовым Королем? Ведь все через это прошли. Чем она лучше?

Ты будешь самой драгоценной в моей коллекции, Авалон. Как только инирская ящерица сделает свое дело, я заберу тебя.

Авалон хотела сделать еще один глоток, но бутыль была пуста, и она со злостью запустила ее в стену. Послышался звон, а в зеркале на своей ладони она заметила порез.

В тишине покоев она слышала, как капли крови разбиваются о пол.

Кап. Кап. Кап.

Так капала на ее лицо кровь убитого инквизитора и затекала в ноздри и рот. Кап. Кап. Кап.

Авалон стерла слезы и, попытавшись придать лицу воинственности, встретила свой загнанный взгляд. Тут же его отвела и отошла от зеркала, чтобы зарыться в спасительные объятия перины. Слезы катились по ее вискам и тонули в волосах.

Глава 5

При свете свечи ее волосы казались черным маслом — щетка прошла по ним плавно, пропуская мягкие пряди между зубцами. Зажав в руке деревянного инквизитора, он завороженно наблюдал за ее моционом. Господин с курчавой темной бородой научил его считать до двадцати, и теперь Дамиан с восторгом покачивал игрушку за руку и считал количество взмахов щетки — пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

— Mi corazón, que est hasendo[1]? — она повернула голову. Свет свечи упал на полумесяц ее скулы, позолотил темные волны волос, и Дамиан сбился со счета.

— Ganjedo[2], — пожал он плечами.

Будучи расстроенной или слишком взволнованной, она всегда переходила на свой родной язык. И не любила, когда Дамиан отвечал ей на местном — инирский казался ей колючим и холодным.

— Te ptohibita torcla, romes el guet[3]! — она стремительно поднялась в ворохе полупрозрачного шелка и быстро приблизилась. — Saba que el sa precios[4].

Дамиан снова пожал плечами. Он не понимал, почему она так трясется над этой игрушкой, ведь господин с бородой подарил ее ему. Какая ей разница, сломает он ее или нет? Господин богат, он сможет купить ему новую.

— Ne me est esculando[5], — она выхватила инквизитора, но Дамиан ухватился за его ногу.

— El si mio! Est senor me le dio! — закричал он. — Devol[6]!

Она попыталась шлепнуть второй рукой его по пальцам, чтобы он отпустил, но Дамиан упал на спину, вцепившись пальцами в игрушку. Послышался треск — у него оказалась нога инквизитора, у нее — все остальное. Комната погрязла в тишине, точно в тягучей смоле. Только с улицы доносился вой ветра: зима никогда, даже весной, по-настоящему не уходила из этих земель.

— Mocoso[7], — она вперила в Дамиана яростный взгляд и отбросила игрушку на свой стол, за которым прихорашивалась к приходу мужчин. Затем подняла прут, которым служанка ворошила угли в камине, и хлестнула его по лицу. Голова Дамиана мотнулась в сторону, и он взвыл, прижав ладони к пылающей щеке. Слезы брызнули из глаз.

— Mama, no! — выкрикнул он и закрыл руками голову, когда очередной свист подсказал ему, что она снова его ударит. — No!

— Mocoso sir valar[8]! — она схватила его за руку и отодрала ее от лица. Увидела его заплаканное лицо и снова огрела по щеке, не обращая внимания на рыдания. Дамиан царапался, вырывался из ее хватки, но она только сильнее его била.

Он считал. Господин научил его считать до двадцати, и ровно столько раз она его ударила. И остановилась только тогда, когда он забился в угол у роскошной кровати, на которой она была с теми мужчинами.

— Porte el order, mi corazon[9], — ласково сказала она, опускаясь на колени перед ним. — In elle de illora, de la te golpere nuevo[10].

Он не сдержал всхлип и поднял на нее испуганный взгляд. Она тяжело вздохнула.

В дверь постучали.

— Эва?

Дамиан увидел, как меняется лицо его матери. Одно мгновение она испепеляла его предупреждающим взглядом, в другое — улыбка растянула ее полные губы, обнажая ровные, белые зубы. Небрежным, но отработанным жестом, она поправила длинные волосы и поднялась:

— Эдуард, входи.